было. Меня приглашали в гости, я общалась с другими женщинами и мужчинами. Все эти люди и волхи относились ко мне благожелательно. Но оказывается, что это все была лишь дань приличиям. Все знали, что Матвей нашел пару. Знали, что меня ждет в понижение социального статуса. Нет, я могла дальше оставаться в кружке привычного общения и играть почти прежнюю роль, но при этом я знала, что ко мне будут относиться со снисхождением.

Я сама так себя вела по отношению к отверженным, выкинутым из дома или пониженным до роли приживалки. Не понимала, как они могли на это согласиться. Спрашивала себя и других, а есть ли у этих женщин гордость. Но не могла получить на это ответ.

Была ли я плохим человеком? Не думаю. Скорее жила по правилам той среды, где родилась и где меня воспитали. Я не додумывалась, что может быть иначе. А ведь действительно, иначе может быть.

Я удивилась, но здесь не нужно было учить правила, чтоб не казаться глупой. Не нужно было следить за языком. Работницы часто говорили на смеси портовой речи с примесью заморских слов с извращенной простой речью. Некоторые слова меняли родной смысл, превращаясь в другое и никого это не волновало.

Тут меня не спрашивали о прошлом и не интересовались планами о будущем. Здесь мы собирались для работы, а не для того, чтоб языком трепать. Конечно, девчонки, которые недавно закончили школу, собирались в группки. Они ходили на танцы, гуляли по набережной и пытались с кем-то познакомиться. Те кто был постарше, те бежали домой к семьям или погружались в ночные развлечения, где по слухам отсутствовали какие-либо запреты.

За первые две недели работы, я сразу бежала с работы домой, потому что у меня не на что не было сил. А еще нужно было хоть немного помочь с пирожками тети Зине. Нет, она не настаивала, но я сама этого хотела. Меня поражало ее упрямство и желание собственными руками сделать жизнь детей лучше. Добиться для них того, о чем она могла лишь мечтать.

— Это мои последние дети, — ответила как-то тетя Зина. — Если первые устроились хорошо. Настолько хорошо, что они даже не общаются со мной, чтоб не запятнать репутацию таким общением. Второй у меня был лишь сын. Но его отец не уберег. Это я ему не простила, поэтому и ушла. А вот эти девочки… Дочки. Самое сложное, что мне выпало судьбой. Если бы были парни, то я бы меньше за них переживала. Но девочки… Я не хочу, чтоб они тут стали якорями.

— Если станешь якорем для моряка, то не сможешь уехать из поселка? — уточнила я.

— Рано или поздно захочется разделить с ним его ношу. А зеленых за маяк не выпускают, — ответила тетя Зина. — Вот ты хочешь остаться тут до конца жизни?

— Не знаю. Мне пока тут нравится.

— Пока. Ты еще не видела поселок изнутри. Не участвовала в Большом отплытие. Ты даже ночью никуда не выходила, чтоб судить о местной жизни.

— Мне вначале надо привыкнуть к работе, — ответила я. — Привыкнуть к жаре.

— Да никогда ты к ней не привыкнешь. А если привыкнешь, то тебя местная жизнь затянет.

— Тетя Зин, так говоришь, что хочешь меня прям убедить, что я должна сбежать из города.

— Так потом мне спасибо скажешь. Вот сейчас тебе же пришло пособие как деньки?

— Пришло.

— Плюс зарплата. У тебя есть возможность, чтоб переехать в Прибрежье.

— Чтоб на меня с высоты смотрели или как на грязь?

— Так найдешь там себе мужичка. И восстановишь статус. Разве у тебя не было таких планов, когда ты только приехала сюда? — спросила тетя Зина.

— Да мне вроде и без мужика неплохо живется, — ответила я.

— Не нравятся мне твои мысли. Вот точно станешь якорем для кого-нибудь.

— Это почему еще?

— Потому что якорей никто не трогает. Девка вроде за моряком числится. А он что? Он в море. Вот и получается, что вроде при нем, а вроде и без него, — ответила тетя Зина.

— Тетя Зин, давай нее будем спорить. Я хоть и понимаю, что ты за меня беспокоишься, но я взрослая девочка. Сама могу за себя постоять, — ответила я. — Чуть не забыла.

Достав из сумки деньги, я положила их на стол, рядом с тетей Зиной.

— И зачем?

— Мире на книжке. И Светику на билет в закрытую область.

— Зачем? Ты и так свое проживание с лихвой окупаешь.

— Почему бы нет? Если есть такая возможность. Мои птенцы выросли. Поэтому могу помочь другим птенцам, — ответила я.

— Дура, ты Жень. Вот точно попадешь в неприятности.

Я пожала плечами. Сегодня был тот день, когда я смогла отправить весточку дочери. А еще я решилась написать сыну. Поэтому настроение у меня было хорошим. Воодушевленным. Казалось, что все настолько стало хорошо, как будто я действительно оказалась в сказке. Пусть на работе было жарко, а я продолжала уставать, только душой я отдыхала. Это было для меня важнее всего. Я не впала в уныние. Улыбалась. Жила дальше. И мне хотелось, чтоб все были такими же счастливыми, как и я.

Счастье — это такое нестабильное состояние, которое легко можно испортить долгожданным письмом. Его я получила от Ани спустя два дня, как отправила ей весточку. Вначале я даже обрадовалась, что ответ пришел так быстро. Она даже раскошелилась и заказала личную доставку через посыльного. Я еще подумала, что дочь по мне соскучилась. Мы же раньше настолько долго с ней никогда не расставались. Только открыв конверт и пройдясь по первым строчкам двух листков бумаги, исписанных мелким почерком дочери, я почувствовала горечь разочарования. Наверное, всему были мои слишком сильные завышенные ожидания. В душе я наделялась, что обо мне будут воспоминать, как о незаменимой части дома.

Вначале письма так и было. Дочь написала, что переживала за меня. Что скучает, а потом ее прорвало. Это было видно по быстрому почерку и неприкрытому восхищению мачехой. В ее глазах она была чуть не принцессой, которая спустилась к простым смертным. Молодая, чуть старше Ани, она разбиралась в моде, знала как себя подать, чтоб всем понравится, веселая, открытая и умеющая печь, готовить, но при этом решившая нанять в дом слуг. Для меня это было чем-то диким. Слуги, когда есть в доме женщина — то в первую очередь позор для семьи. Слуг если и брали, то одинокие мужчины или вдовцы. Тут же в доме появился отдельная женщина, которая готовила, другая убиралась, третья стирала. И причина