Музыка была тихой и неторопливой — таким бывает затяжной осенний дождь над морем, который сыплет и сыплет целыми днями, и мир становится скучным и серым. Но все меняется, когда ты заходишь в дом и закрываешь двери! В камине весело потрескивают дрова, по дому плывет аромат сосновой смолы, а на маленькой плитке варится глинтвейн. Палочки корицы, гвоздичные звездочки, солнечно-рыжие апельсиновые дольки — и пусть себе льет этот дождь, ты будешь в тепле и уюте. Хорошо сидеть в кресле, вытянув ноги к огню, и, попивая пряный напиток, мечтать о том, как пойдет снег, а за ним пожалует и Новый год, пахнущий морозом, сеном и елью…

Эрика убрала руки с клавиш, но рояль продолжал звучать: музыка остывала в комнате, и Моро, который, словно верный сторожевой пес, уселся прямо на пол, мечтательно смотрел куда-то мимо рояля и Эрики, и его лицо было восторженным, светлым и почти юным. Интересно, что ему виделось? Вересковые пустоши Западного побережья или родные края — сухая растрескавшаяся земля под багровым низким небом?

Эрика не хотела бы спрашивать. Незачем забираться туда, откуда ты не сумеешь вернуться.

— Понравилось? — спросила она, хотя и так видела ответ. Моро кивнул и признался:

— Вы потрясаете меня. В очередной раз потрясаете.

— Вот и хорошо, — ответила Эрика. — Свари мне завтра глинтвейн.

— Разумеется, милорд, — Моро поднялся на ноги с ковра, поклонился и добавил: — И еще надо обновить мое зелье. Знаю, что мерзость, но без него не обойтись.

— Спасибо, Жан-Клод, — улыбнулась Эрика, и Моро вышел.

Конечно, его звали не Жан-Клод — настоящего имени ее слуги не смог бы произнести ни один человек на белом свете. Но именно благодаря ему Эрика могла вести ту жизнь, о которой всегда мечтала.

Если бы не Моро, то у Эрики не было бы музыки. Да и ее самой уже давно бы не было.

«Итак, продолжим, — подумала она, нырнув наконец-то под одеяло. — Какая сказка без принцессы? Вот принцесса Кэтрин: мы познакомились с ней на прогулке в Монтонском саду, и оказалось, что она уже слышала мои импровизации. Мы и сами не поняли, как стали лучшими подругами — а потом Кэтрин подарила мне Моро».

Вернее, не самого Жан-Клода Моро, верного слугу и фанатичного поклонника музыки Эрика Штольца — сначала это просто была старая серебряная лампа, которую никто не мог открыть. Она сама отбросила крышку, когда Эрика села за рояль, чтобы сыграть для Кэтрин очередной ноктюрн.

Кто был Моро? Может, сказочный джиннус. А может, демон. Кем бы он ни был, музыка Эрики понравилась ему настолько, что он попросился к ней в слуги — лишь бы слышать то, что она пишет и играет.

Кэтрин, помнится, захлопала в ладоши и воскликнула:

— Боже, как это романтично! Настоящая сказка!

И именно принцессе пришла в голову удивительная мысль — она попросила Моро создать артефакт, который сможет придавать Эрике мужской облик.

— Сами подумайте, — сказала Кэтрин, когда они сидели на ковре в ее комнате, словно заговорщики или дети. — Эрика будет мужчиной. Тогда ей не придется выходить замуж, и она спокойно сможет заниматься музыкой! Она будет давать концерты, ездить с гастролями, она будет жить так, как захочет! И никто больше не станет ею распоряжаться!

Помнится, Эрика обняла подругу и расплакалась от нахлынувших на нее чувств. Жизнь в родительском доме и монастыре приучила ее к мысли о том, что она может рассчитывать только на себя, и искренняя доброта и любовь принцессы тронула Эрику до глубины души. Моро, который смотрел на нее с тем чувством, которое было намного глубже любого уважения и любой любви, сказал:

— Да, я смогу создать такой артефакт. И буду варить зелье для того, чтоб ваш организм его не отторг. И я буду вам самым верным слугой и защитником. А взамен прошу самую малость. Просто играйте для меня, просто дайте мне слушать вашу музыку.

Так на свет появился Эрик Штольц, и так его музыка бросила к его ногам весь мир. Денег, которые Эрика получила за свой первый концерт, хватило для того, чтобы купить хорошую квартиру в центре города и сбежать от родителей. Эрика понятия не имела, как именно они объяснялись с полковником Геваррой — ее больше не интересовали ни родители, ни полковник, ни прежняя жизнь. Она проводила время с Кэтрин, послушно пила отвратительное зелье, которое для нее готовил Моро, и жизнь наконец-то была такой, о какой Эрика всегда мечтала.

Самым сложным было привыкнуть к чужому лицу в зеркале. Но постепенно она справилась и с этим. Какое-то время Моро осторожно брил ее щеки и подбородок, стремительно зараставшие черной щетиной, но вскоре Эрика постигла и эту науку.

«Что еще? Ах, да. Я не убивала своих родителей. Я не любила их — сложно любить человека, когда он видит в тебе только предмет для выгодной торговли. Но я никогда бы не убила их».

Тогда она оказалась невероятно глупой — не выпила зелья Моро и сняла его артефакт, приняв свой женский облик. Эрике было стыдно признаваться в этом даже самой себе, но она скучала. Скучала по матери, ее вечным придиркам, и по отцу, который угрюмо смотрел на нее, всеми силами души сожалея о том, что у него, в благороднейшем и древнейшем семействе Штольцев, родилось такое непокорное и неблагодарное позорище.

Все равно они были ее родителями. И Эрика скучала.

Скандал вышел неимоверный. Отец хотел оттаскать Эрику за волосы и выпороть, чтоб научить уму-разуму — вовремя вмешался подоспевший Моро, который обнаружил, что зелье не выпито, и бросился на поиски хозяйки. Мать демонстративно падала в обморок, а когда приходила в себя, то орала, как какая-нибудь рыночная торговка, что Эрика опозорила их на весь свет, и приказывала немедленно вернуться в семью, просить прощения и умолять полковника Геварру взять ее в жены. Он человек добрый, он смилуется над ней и прикроет ее позор.

Все кончилось тем, что Моро без всякого уважения одарил господина Штольца хорошей плюхой, сгреб Эрику в охапку и натурально вытащил на улицу. Она заливалась слезами всю дорогу до квартиры и заснула мертвым сном без сновидений, как только ее голова коснулась подушки.

На следующее утро ее родителей обнаружили убитыми и расчлененными.

Эрика Штольц была официально объявлена в международный розыск. Едва услышав о том, что случилось в доме Штольцев, принцесса Кэтрин заявила, что музыкант и композитор Эрик Штольц провел эту ночь в ее покоях — и пощадите честь леди, не спрашивайте о том, чем они занимались. С ее величеством такой номер не прошел: принцессу осмотрел королевский врач и сообщил, что Кэтрин успела лишиться невинности.

Через час Эрика, которая успела принять мужской облик, стояла перед государыней и говорила:

— Я люблю ее высочество Кэтрин, а она любит меня. Я сочту честью стать ее мужем хоть сейчас.

Королева посмотрела на ее так, словно видела перед собой безумца. Эрика видела свое отражение в высоких зеркалах: решительный молодой человек с взлохмаченными темными волосами казался привидением.