Моя женская интуиция подсказывала, что Мокроусов также что-то знает, но молчит. С какой стороны браться за расследование? Об этом моя интуиция помалкивала.

Черт!

Вечером того же дня я припарковала автомобиль напротив входа в Музей восковых фигур и уподобилась воину племени сиу, который во что бы то ни стало должен выследить врага и вонзить ему в грудь нож, чтобы заслужить право на похвалу соплеменников. Правда, у нас с великим вождем была небольшая разница. Гордые дакоты никогда не сидели в засаде на сиденье автомобиля, а я никогда не пользовалась оружием, чтобы убить человека. Вместо ножа я была вооружена фотоаппаратом «Canon». Мне нужны не скальпы, а фотографии.

Мокроусов и его товарищ Алексей Солдатов, который так же любил бриться, как бомжи ходить в баню, вышли из здания в девятом часу вечера со служебного входа и направились в гостиницу, которая называлась так же, как и ресторан, неподалеку от которого погиб Андрей Прохоренко, – «Золотая нива».

Я опустила стекло и сделала снимок. Ракурс мне совсем не понравился. Было бы лучше получить изображение их физиономий анфас. Или что-то вроде того.

Как говорится, мечтать не вредно. Приятели, скорбно склонившись друг к другу, шли по тротуару, а я проклинала свою невезуху.

Будь что будет.

Я поднатужилась, словно Соловей-разбойник, и свистнула на всю улицу.

Мужики обернулись, выискивая глазами того, кто нарушил вечернюю тишину, а я со скоростью карточного шулера приложила камеру к правому глазу и щелкнула.

Готово! То, что надо. Парни стоят, открыв рот, и хлопают глазами. Отличный снимок, на страницу журнала «Идиоты нашего времени».

Надо же было так случиться, что Мокроусов узнал меня.

– Эй! Ты что же это делаешь? – крикнул он голосом перепившего павлина. – Она же фотографирует нас! А ну, стой!

Суперзатылок бросился к машине, а я собралась повернуть ключ зажигания, чтобы запустить двигатель.

Увы, ключа в замке не было.

Черт!

Я кинулась искать то место, куда я могла положить ключи, затем бросила это неблагодарное дело и стала с поспешностью брокера фондовой биржи поднимать окно дверцы.

Черт! В него уже просунулась рука Мокроусова с проволокой черного цвета вместо волос на пальцах, который пытался дотянуться до моей фотокамеры.

– Дай сюда, сука!

Никто! Вы слышите, никто!

Не смеет называть меня сукой.

Я схватилась за пальцы бульбоватого горлодера и со всей ненавистью народа к президенту крутанула руку Мокроусова против часовой стрелки.

Послышался хруст кочана капусты, который кромсанули ножом по самой середке. Этот звук сопровождался воем койота в мексиканской прерии. Именно так любитель шарить по чужим форточкам признал свое поражение.

Солдатов, до сих пор не принимавший участия в нашем мирном разговоре, решил вступиться.

– Эй! Что за дела?

Конкретных действий не последовало. Очевидно, по выражению моего лица он понял, что я способна на гораздо большее.

Я нашла ключ. Он был зажат в моей потной ладони и до сих пор не подавал ни малейших признаков жизни.

Краем глаза наблюдая за своими недругами, я с хладнокровностью любимца русских женщин Нэша Бриджеса вставила ключ в замок зажигания и запустила двигатель.

В этот момент Мокроусов оправился от смятения, вызванного моими неадекватными, на его взгляд, действиями, и долбанул кулаком по крыше автомобиля. Я не стала останавливаться, чтобы не раздувать скандал до размеров воздушного шара Монгольфье, вырулила на проезжую часть и скрылась из виду.

Так я нажила себе смертельного врага.

* * *

С цветными фотографиями, на которых красовались рожи двух компаньонов, я заявилась в ресторан «Золотая нива» с мыслью задать один-единственный вопрос: видел ли кто-нибудь, как эти двое убивали третьего, причем своего доброго товарища. Непонятно было только, к кому обратиться.

Ввалиться на кухню и сунуть фотки под носы кухарей? Что они могли видеть, кроме пузырящихся в кастрюле размером с ванну-джакузи объедков, готовящихся к повторному употреблению? Директор ресторана? Он не обязан знать всех своих клиентов в лицо. Официанты? Возможно. Швейцар? Такого понятия сейчас, по-моему, уже не существует. Его заменило более веское и солидное по значению: ВЫШИБАЛА. Кстати, у дверей маячили двое парней, напоминавших своим видом героев боевика, умирающих с тоски.

Пора работать.

Со скрупулезностью козы, обгладывающей голые прутики, я обошла всех специалистов подносов и чаевых, но добилась от них только одного: не помню… Народу здесь ошивается много, и трудно что-либо сказать по этому поводу.

Ребята, тосковавшие у дверей, промычали что-то невразумительное и продолжили свое вечернее бдение, ласково поглядывая друг на друга.

Я с сожалением спрятала фотографии обратно в сумочку и пошла к выходу, натолкнувшись на девицу с внешностью Клеопатры, спешащую на сеанс одновременной секс-игры с Марком Антонием, выбранным из толпы.

Я прошла мимо, но потом вдруг замедлила шаг. Затем вернулась и нагнала девицу, которая уверенно вступила на территорию, находящуюся во власти прейскуранта.

– Можно вас? – Я дотронулась до обнаженного локтя вечерней посетительницы, почуяв в ней завсегдатая «Золотой нивы».

– Вам? Меня? – удивилась Клеопатра. – Вообще-то у меня другой профиль.

– У меня тоже.

– Тогда в чем дело?

Со степенностью английской леди я вытащила из сумочки фотографии и протянула девице.

Та долго рассматривала снимки, приоткрыв ослепительно-бордовые губы. Затем она осторожно посмотрела на меня, но ничего не сказала.

Я поняла, как действовать в подобной обстановке. Моя рука нырнула в недра сумочки и извлекла на свет зеленую двадцатку, из тех денег, которые были получены от Галины Безруковой в качестве аванса.

Купюра молниеносно исчезла в ладошке Клеопатры.

– Ну что?

Девица воровато огляделась по сторонам и произнесла:

– Я видела этих двоих. Они ужинали за столиком в углу зала, только с ними был третий.

– Которого убили?

Клеопатра кивнула:

– Тот третий ушел раньше, а парни остались за столом. Я это хорошо помню, потому что к ним подсела моя подруга. Потом кто-то вбежал в зал и крикнул, что в фонтане найден труп. Эти парни тоже пошли посмотреть вместе со всеми.

– Значит, в убийстве их заподозрить нельзя?

Девица покачала головой:

– Нет, вряд ли…

Блин, ниточка обрывалась. Но сдаваться я не собиралась.