Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мальчики из Бразилии». Доктор Менгеле.
Так почему Гоша все-таки передал деньги?
Не думать, не думать, не думать. Запретить себе думать!Вдох-выдох, выдох-вдох, вот так, хорошо!.. запретить себе думать о банковскойпровокации и обо всем, что касается темной стороны жизни Павла Константиновича– и тогда все закончится ко всеобщей радости, ко всеобщему умиротворению.
Аутотренинг действовал пять минут – столько временипонадобилось Мике, чтобы вернуться в свою комнату, открыть конверт и вытащитьзаписку. За время ее отсутствия клочок бумаги претерпел некоторые изменения, аименно – на обратной стороне обнаружились телефонный номер и имя:
Тобиас Брюггеманн.
В их микрорайоне не было ни одного Тобиаса. Вряд ли большоеколичество Тобиасов сыскалось бы и во всем городе, а сдвоенная в несколькихместах фамилия напрямую отсылала к Германии, о которой они с дядей Пекой неговорили. Никогда. Проклятый deutsch!.. Мика попыталась успокоить себя тем, чтоневедомый Тобиас вполне может оказаться специалистом по дислексии. Нужно тольконабрать номер – и всё прояснится.
Набрать номер, как же! Ищите дурачков!
Даже начертанный успокаивающей рукой дяди Пеки, номер невнушал Мике доверия. Он был слишком длинным (четырнадцать цифр или около того)и к тому же начинался на 8 104…
Не Питер и не Москва, тогда что? Кирибати, Кабо Верде,Клермон-Ферран?
Deutsch – и к гадалке не ходи.
Мика понятия не имела, что ей делать с ТобиасомБрюггеманном, а дядя Пека не оставил на этот счет никаких инструкций. Как неоставил никаких инструкций насчет логотипа с морским коньком. А если инструкцийнет у нее – может быть, они есть у Тобиаса? По обналичению чека, к примеру.Милое дело! Она звонит Тобиасу и сообщает, что она – Мика из Петербурга, давняязнакомая Павла Константиновича Башлачева, и у нее случайно оказался номер, и ейзачем-то нужно связаться с господином Брюггеманном, это ведь господинБрюггеманн, не так ли?..
Она не будет звонить.
Она забудет обо всем. Сейчас же.
Чек надежно похоронен в папке, туда же отправится телефонТобиаса Брюггеманна, и сам Тобиас. Живи спокойно, дорогой, и дай бог, чтобы стобой не случилось то же, что случилось с дядей Пекой. Я забыла – и тызабудешь. Нет чека, нет номера из четырнадцати цифр – нет и никогда не было.
А теперь – спать.
* * *
…Последующие несколько месяцев Мика провела в тревожноможидании. Ей то и дело мерещились слежка, прослушка и многозначительноеэфэсбэшное покряхтывание на лестничной площадке. Но никто напрямую не беспокоилее и со временем напряжение спало. Пронесло, решила Мика и сосредоточилась натекущих проблемах. Их было больше чем достаточно, и главная заключалась вВаське. Васька всегда отличалась неуправляемостью и вздорным характером, авыведенная на чистую воду дислексия сделала ее и вовсе невыносимой. Будь Микане такой правильной, не такой стерильной, не такой бесчувственной, заведи оналюбовника, заведи она подругу, заведи она пса – невыносимость Васьки проявиласьбы в полный рост, Мика нисколько в этом не сомневалась.
Пункт первый – любовник. Васька непременно водила бы своихмалолетних дворовых приятелей глазеть в щелку на плотские утехи Мики и еелюбовника. Последующее обсуждение увиденного… хм-м… мало отличалось бы оттекстов грузчиков из ближайшего гастронома.
Пункт второй – подруга. Васька непременно совала бы в еесумку стриженые ногти, сопливые носовые платки и пучки волос с расчески.
Пункт третий – пес. То, что могла бы сделать Васька сгипотетическим Микиным псом, и представить себе страшно, срезанными под кореньусами он бы точно не отделался.
Мудрая Мика обезопасила себя со всех сторон, она выкорчевалавсе корни, она выворотила все камни, она уничтожила всех медведок и колорадскихжуков, она разрыхлила и аккуратно разровняла почву: если когда-нибудь Васькаустанет от беспричинной ненависти к ней и решит двинуться навстречу – еемаленькие ножки побегут по мягкой земле безо всякого усилия, она не поранится,и не наколет пятку, и не собьет большой палец, и не оцарапает лодыжку.
Но все горе, вся беда заключались в том, что Васька нехотела двигаться Мике навстречу. Решительно не хотела. Она равнодушно глоталазавтрак, обед и ужин, приготовленные Микой, равнодушно выслушивала Микиныстрашилки по поводу грядущей школы, и с некоторых пор стала отказываться отчтения вслух. «Чтение вслух» оставалось единственной формой зависимости Васькиот старшей сестры, «чтению вслух» были посвящены ежедневные полтора часа передсном. Мика перетаскала к Васькиной кровати половину книжного шкафа, она ужепокончила с Шарлем Перро и перешла к Андерсену, когда услышала от Васьки:
– Я больше не хочу.
– Чего не хочешь?
– Чтобы ты мне читала.
– Хорошо, – вечерняя Мика отличалась еще большейпокладистостью, чем Мика утренняя и Мика дневная. – Если ты усталасегодня, мы продолжим завтра. Согласна?
– Завтра тоже не приходи, – Васька отвернулась кстене и сунула голову под подушку. – Никогда не приходи.
– Как скажешь.
Такой реакции Мика от себя не ожидала. Слезы, увещевания,призыв к здравому смыслу, апелляции к родственным чувствам – вот что должнобыло последовать за Васькиным демаршем. Но Мика устала. Если Васькаокончательно решила отделиться, перегрызть зубами те немногие нити, чтосвязывали их, – пусть. Делай что хочешь, солнце мое. А Мика устала.Выбилась из сил. Окончательно сдалась на милость победителя.
Победителем в данном случае была кладовка, разросшаяся доразмеров вселенной. Теперь полтора часа перед сном, традиционно принадлежавшие«чтению вслух», Васька проводила именно там. Полтора часа – не больше и неменьше – каким образом Васька точно определяет время, Мика не знала. Как не знала,что происходит за дверью кладовки. Сидя на полу в коридоре и прикрыв глаза,Мика представляла кромешную, утробную темень и свою маленькую сестру в самойсердцевине этой тьмы. Возможно, тьма успокаивала Ваську, возможно – уравнивалаее шансы и шансы тех, кто умеет читать: еще бы, в таких условиях ни однойстрочки не прочтешь, если ты не кошка, конечно. Или не совенок.
Понять кошку человеку не дано.
И, возможно… воз-мож-но… тьмы за дверью нет. А есть Васькинмир – ослепительный и сверкающий. Там плавают рыбы самых немыслимых расцветок иВаська ловит их в сеть своих жестких непослушных волос. Там летают воздушныешары самых немыслимых конфигураций, и Васька гладит их круглые монгольскиелица; там снуют под ногами хорьки, и если хорошенько покопаться, то можнообнаружить ржавую раму от велосипеда. Того самого, на котором романтическиенедотепы – их мама и отец – совершили свой побег на небеса.
Больше всего Мика боялась, что наступит день, и Васька невыйдет из кладовки, растворившись в своем мире – сверкающем и ослепительном.Или, что хуже, – выйдет, но совершенно преображенная. Кошка, совенок –какой вариант предпочтительнее?