С этими словами она швырнула на прилавок Катинумногострадальную куртку.

– Лучше бы замок в сортире починили, чем на людейвопить! – буркнула Катя, надевая куртку.

– И чемодан свой забирай! – рявкнула гардеробщица,выставляя чемоданчик. – А то потом скажешь, что Дарья Паллна твойчемоданчик прихватила! А он мне нужен, как кошке мотороллер!

– Спасибо, – пробормотала Катя и выкатилась за дверь.

Только там она перевела дыхание, застегнула куртку (к вечерустало довольно прохладно) и подумала, до чего же противные тетки бывают насвете.

И еще она подумала, что так и не смогла отделаться отзлополучного чемоданчика.

При этой мысли Катерина с неприязнью взглянула на кейс… иоторопела.

Это был совсем не тот чемоданчик, который ей всучилнеизвестный возле памятника «Стерегущему»! Тот был черный, хорошей кожи, оченьэлегантный – под стать своему владельцу. Кроме того, он был довольно тяжелый.

Этот же кейс – если к нему вообще можно применить такоекрасивое, можно даже сказать, гламурное иностранное слово – был потертым,потрепанным жизнью дешевым кожзамовым чемоданчиком. Кроме того, он былзначительно легче первого.

Катя расстроилась: как она сразу не заметила подмену! Ну,допустим, качество чемоданчика можно не сразу оценить в полутьме подвала, но ужего вес…

Она вернулась к двери «Бездомной кошки», подергала за ручку…

Дверь была заперта.

Она постучала – без результата.

Впрочем, очень громко стучать Катя не стала, представив, какна нее набросится злобная гардеробщица.

Катя вздохнула, пригорюнилась и медленно побрела в сторонуНевского проспекта.

Однако далеко уйти она не успела.

Навстречу ей, слегка покачиваясь, двигался бородатый тип сгорящими глазами. Приглядевшись, Катерина увидела крупную бородавку на носу иузнала героя сегодняшней выставки, мастера хлебных композиций Леонтия Хвоща.

Леонтий перегородил ей дорогу и радостно взвыл:

– Привет, случайная подруга! Тебя-то я и поджидал!

– Ты чего, Леня, перебрал? – миролюбиво проговорилаКатя. – Какая я тебе подруга? Шел бы ты домой! Тебя там жена дожидается!Знаешь, который час?

– Не говори мне о супруге, ее я видеть не хочу! Груба она инедостойна святого имени жены! – продекламировал Хвощ и попытался ухватитьКатю за талию. Это оказалось непросто, и пока подвыпивший художник отыскивалэту самую талию, Катерина ловко вывернулась и прорвалась на свободу. ЛеонтийХвощ развел руками и проводил несостоявшуюся подругу полным разочарованиявзглядом.

Катя прибавила шагу, свернула за угол и уже увидела впередиогни Невского проспекта… как вдруг из темной подворотни выскочили двое весьмаподозрительных людей.

Они перегородили ей дорогу и с угрожающим видом принялисьтеснить Катю к подворотне.

Одного из них Катерина тут же узнала: обвислые, как убульдога, щеки, покрытые трехдневной щетиной, потертый плащ и глаза, глядящие вразные стороны – один на вас, а другой – в Арзамас. Несомненно, это был тотсамый тип, который караулил ее возле кафе на Петроградской стороне…

Второй незнакомец был тощий, маленького роста и веськакой-то дерганый. Кроме того, он заметно прихрамывал.

– Ты, это, куда торопишься? – протянул небритый тип,одним глазом глядя на Катю, а вторым – на памятник Пушкину в глубинесквера. – Ты, это, не торопись, поговорить надо!

Катя решила, что обращается он все же к ней, а не к «солнцурусской поэзии».

Тем более что, произнося эти слова, бандит попыталсявцепиться в Катино плечо.

– Еще чего! – воскликнула Катерина, размахиваячемоданчиком и крутя головой в поисках подмоги. – Не о чем намразговаривать!

– Очень даже есть о чем! – выкрикнул второйзлоумышленник, схватился за чемоданчик и дернул его на себя.

Катя попыталась удержать злополучный кейс и на какое-товремя выпустила из поля зрения разноглазого злодея. Тот воспользовался ееминутной растерянностью и ударил Катерину по голове. Она потеряла равновесие ишлепнулась на асфальт, выпустив из рук чемоданчик. Перед ее глазами оказалисьноги маленького грабителя, обутые в коричневые ботинки на невероятно толстойподошве, скорее даже на платформе. Краем сознания Катя поняла, что это – тесамые ботинки, которые она видела через окно туалета во время своего недолгогозаточения в санузле «Бездомной кошки».

В ту же секунду она увидела еще одни ботинки – разбитые идавно нечищеные, и услышала разъяренный вопль, напоминающий рев раненогоносорога:

– Вы что же, гады, совершили – вдвоем на женщину напасть?Меня, как видно, вы не знали, так вот узнаете сейчас!

Катя приподнялась на локте и увидела Леонтия Хвоща, которыймолотил кулаками ночных грабителей. Не все удары достигали цели, но и тех, чтопопадали, было более чем достаточно. Впрочем, грабители не слишкомсопротивлялись, они в основном уворачивались от ударов рассвирепевшегохудожника, а вскоре посрамленные бандиты скрылись в подворотне, сопровождаемыегрозным улюлюканьем непобедимого Леонтия.

Оставшись победителем в этой ночной схватке, Леонтий помогКатерине подняться и проговорил, гордо выпятив грудь:

– Вся сила, видишь ты, от хлеба, кормилец наш, он – нашевсе!

– Спасибо, Леня! – искренне проговорила Катерина,отряхиваясь.

К счастью, в результате неожиданного нападения она ничегосебе не сломала и обошлась даже без серьезных ушибов, но все же лишиласьчемоданчика, который в качестве трофея унесли грабители. Впрочем, может быть,это было и к лучшему. Катя и сама давно уже хотела от него избавиться.

– Слушай, Ленечка, раз уж ты такой замечательный иблагородный, может, ты мне еще и такси поймаешь? – Катя заглянула в глазасвоему спасителю. – А то у меня сегодня сумку украли, и вообще, такойтяжелый день выдался…

– Ужели я не понимаю скупую женскую слезу? –прочувствованно воскликнул Леонтий. – Машину я сейчас поймаю и враз додома довезу!

– Ух ты! – восхитилась Катя. – Ты уже и в рифмучешешь! Может, тебе вообще из художников в поэты переквалифицироваться? У тебяэто явно лучше получается!

Леонтию такая оценка явно не понравилась. Он надулся, ноисполнил свое обещание – призывно замахал руками и вскоре остановил невзрачныебежевые «Жигули».

Катя плюхнулась на заднее сиденье и удовлетворенно вздохнула:тяжелый день, полный недоразумений, приключений и неприятностей, кажется,подходил к концу.

Леонтий устроился рядом с ней и гнусавым, полным обидыголосом проговорил:

– Меня поэтом ты назвала, обидно это и смешно!