Впрочем, лицо его тут же посветлело, обида исчезла, и онжизнерадостно предложил:

– Давай с тобою выпьем водки, она ж из хлеба создана!

– Водки? – Катя поморщилась. – Я вообще-то водкуне очень… может быть, лучше шампанского?

– Предмет культуры буржуазной сие шампанское вино! –строго провозгласил Леонтий.

При этом он выразительно поднял палец и необдуманно выпустилКатину руку. Катерина не замедлила воспользоваться этим и вырвалась на свободу.

Юркнув в толпу, она тут же наткнулась на знакомого художникаСеву Вострикова.

– Севка, привет! – радостно воскликнула она. – Тысейчас что – в активной стадии?

Все знакомые Вострикова знали, что он попеременно находитсято в запое, то в завязке. Запои сам Сева называл «периодами пассивноготворчества» и утверждал, что в эти периоды он накапливает творческую энергию.Когда же запой прекращался, он создавал свои энергичные и выразительные холсты,что это называлось «стадией активного творчества».

– – В активной, в активной! – подтвердилВостриков. – В самой что ни на есть активной!

Затем он странно облизнулся и добавил:

– Вовремя ты, Катерина, пришла, сейчас как раз это… ППИначнется.

– Что начнется? – удивленно переспросила Катерина.

Тундра ты, Катерина! – усмехнулся Востриков. –Таких элементарных вещей не знаешь! Все западные теоретики говорят, что мыживем в эпоху ППИ – Показного Потребления Искусства! Вот сейчас оно и начнется,причем в полный рост!

– Показное – что? – Катя захлопала длинными белесымиресницами.

– Потребление искусства! – повторил Сева. – Этот…как его… преферанс. То есть перформанс. Я сегодня как раз пообедать неуспел, – он снова облизнулся.

– Перформанс? – заинтересовалась Катя, это умное словоона знала. – А в чем он будет заключаться?

– Ты что, мать, не знаешь? – уставился на нееВостриков. – Это ведь их главная творческая идея! Искусство, значит,должно быть полностью употреблено. Чтобы, значит, его до конца понять, надобноего употребить. Или полностью усвоить. Поэтому они и творят из съедобныхматериалов. А то как ты употребишь, допустим, гипсовую статую? Или там холст? Яуж не говорю про бронзу или мрамор! Или про металлические конструкции, изкоторых некоторые создают свои, с позволения сказать, шедевры!

До Кати наконец начал доходить смысл Севиных слов.

– Так что – все эти произведения сейчас съедят? –искренне ужаснулась она.

– А то! – подтвердил Сева, приближаясь к ближайшейколбасной композиции. – Мировая закусь! Я же говорю – пообедать сегоднятолком не успел, так что я буду этот… идеальный потребитель подлинногоискусства!

– То-то никто из присутствующих бутербродами неинтересуется! – догадалась Катя.

– Конечно! Все аппетит для перформанса берегут!

– А ты уверен, что это искусство… гм… свежее? –осведомилась Катерина, принюхиваясь. – Ну ладно там овощи, хлеб тоже –самое большее зачерствеет, а колбаса и сосиски… неизвестно, когда они этишедевры создавали!

– Не дрейфь, Катерина! – отмахнулся Востриков. –Сегодня с утра и создавали, из самого свежего материала! У них с колбаснойфабрикой постоянный договор!

– А как же насчет того, что жизнь коротка, а искусствовечно?

– Устаревший подход! – поморщился Сева. –Подлинное искусство должно быть мимолетно и эфемерно! Долгим должно бытьощущение от его восприятия! Так сказать, послевкусие!

– А, ну тогда от несвежих сосисок ощущение будет гораздодольше! – догадалась Катерина.

– А ведь ты права! – поддержал ее Сева. – Надомужикам эту мысль подкинуть! Свежая, так сказать, художественная мысль –творить из несвежих продуктов!

Один из участников выставки выступил вперед, прокашлялся ихорошо поставленным голосом объявил:

– А сейчас, господа, все мы станем участниками перформансапод лозунгам «Коллективное потребление искусства». Прошу к столу… то есть кстенду!

Публика оживилась и бросилась к выставочным стендам. Приэтом вечно голодные художники оттеснили галерейщиков и первыми накинулись насъедобные произведения.

Сева тоже, забыв про Катерину, прорвался к столу сколбасно-сосисочной композицией и вонзил в нее крупные желтоватые от никотиназубы.

Катя, несколько шокированная подобным потребительскимотношением к искусству, осталась в стороне от перформанса. Хотя она всегдаотличалась отменным аппетитом, но то, как дорвавшиеся до искусства оголодавшиехудожники с чавканьем и хрустом поедали произведения своих коллег, вызвало унее не самые приятные ощущения.

Она огляделась по сторонам и скрылась за дверью с роднойкаждому табличкой.

Туалет в «Бездомной кошке» тоже был оформлен на высокомхудожественном уровне. Фаянсовый унитаз установлен на высоком как королевскийтрон, постаменте, и расписан изображениями кошек, прячущихся среди густой травыи весенних цветов. Раковина была медная, со следами патины, говорящими о еесолидном возрасте. Над ней был укреплен кран, тоже медный, старинный и оченьнеудобный, зато чрезвычайно стильный. Но самым замечательным предметом в этомпомещении являлся занимавший весь угол глиняный ночной горшок, размерами напоминающийкотел полковой кухни. Этим горшком мог бы воспользоваться по прямому назначениюслон средней величины, однако строгая надпись по окружности предупреждала, чтопредназначен он только для персонала.

Разумеется, было здесь и несколько кошек: пара скромненькихфарфоровых, одна побольше, вылепленная из грубой необожженной глины и еще одна– из обрезков разноцветного ситца.

Катя так увлеклась изучением туалетного убранства, что незаметила, как пролетело чуть ли не полчаса. Только тогда она спохватилась, чтоэто заведение – общественное, и кто-нибудь наверняка дожидается снаружи, когдаоно наконец освободится.

Она подошла к двери, дернула за ручку…

Дверь не поддалась.

– Ой! – негромко проговорила Катя, обращаясь,по-видимому, к самой себе. – Как же это?

Замок непонятным образом защелкнулся, и злополучная дверь неоткрывалась.

Катя еще раз попробовала повернуть ручку, подергала защелку– все было бесполезно. Дверь закрылась намертво.

– Эй! – Катя прижалась к двери и негромко окликнулатого, кто мог находиться по другую сторону. – Эй, тут кто-нибудь есть? Уменя дверь не открывается! Попробуйте снаружи!

Понятно, что если дверь не открывается изнутри – снаружи онатем более не откроется, но Катя надеялась, что позовут кого-нибудь изобслуживающего персонала, кто справится со злополучным замком.

Однако на ее призыв никто не откликнулся.