Они с трудом разбирали дорогу, поломали несколько ветвей, оцарапались сами, падали и быстро вставали. Позади них трещали сучья, шипела и стрекотала тень.

— Здесь! — пискнула Лида и потащила Машу в сторону.

Девочки наткнулись на маленькое, но добротно сколоченное строение. Козичева ловко открыла проход, втолкнула туда одноклассницу, прыгнула следом и заперла дверь.

— А-а-у-у-у, де-э-эво-о-чки-и-и! — запел с улицы голос.

— Что теперь? Она же найдёт нас… — тряслась от ужаса Маша.

— Я на засов закрыла… — едва слышно прошептала Лида.

— Хва-а-атит игра-а-ать в пря-а-атки! Выходи-и-ите! — сладко тянула Галина Александровна. — Ах вот вы где.

И всё вокруг неприятно стихло.

Маша обняла Лиду и слепо вылупилась в темноту. Что-то грохнуло по крыше и замерло. В крохотные щели, размером с миллиметр, будто задышало животное. Оно принюхивалось, прилаживалось, точно собиралось просочиться внутрь, но ничего не выходило и через мгновение ласковый голос проговорил:

— Пустите меня в домик, девочки! Вам всё понравится, я обещаю!

Но одноклассницы притихли, только бухали в ушах сердца.

Женщина сползла по стене, постучала по доскам и приблизилась к двери.

— Тук-тук, впустите меня. Мне тут очень холодно и сыро.

— Так отправляйтесь домой! — дрожащим голосом зло выкрикнула Лида. — Вам нехорошо! Уходите!

— Девочки, ау, впустите меня…

Облако отплыло в сторону, и тусклый свет луны проник в мелкие щёлки. Одноклассницы увидели, как Галина Александровна медленно ощупывает каждый участок шалаша, но не смеет ворваться. Хлипкая щеколда оказалась действенным засовом и не пускала её внутрь.

Несколько часов девушки тесно жались друг к другу, покрывались липким потом страха, тряслись и молчали. Где-то в деревне закукарекал петух. Тень на улице резко дёрнулась, завыла и исчезла.

— Где она? — прошептала Маша, не выпуская одноклассницу из объятий.

— Не знаю… Не видно…

— Давай ещё посидим… Пусть солнце взойдёт…

— Давай, — согласилась Лида.

Впервые за ночь девочки устало опустились на пол и прислонились спинами друг к другу.

— Это что было? — через некоторое время спросила Козичева таким тоном, словно Маша знала больше неё.

— Не знаю… Но вчера, вернее, уже позавчера, когда все слушали Валентину Михайловну, я ушла за интернат и там встретила её…

Девушка сбивчиво рассказала о неестественном поведении секретаря колхоза и замолчала. Тишина длилась долго. Яркие лучи солнца просочились в мелкие щели и в тонких струнах света закружились пылинки.

— Надо идти, а то хватятся… — прошептала Лида, чувствуя, как глаза слипаются от дремоты.

— Я боюсь… — призналась Маша, а Козичева и не подумала её дразнить.

Глава 6

13 июня 1979, среда

Рваные облака быстро летели по ясному летнему небу. На свекольном поле галдели школьники, разгулявшиеся, разрумянившиеся, уже готовые к обеду и тихому часу. Лида и Маша с синими тенями под глазами волочились в конце всех. Они очень устали, почти выбились из сил из-за бессонной ночи и теперь подвергались бомбардировкам со стороны комсорга.

— Я так и знала, что вы меня обманули! Видите, что теперь получается? Кто за вас работать будет? — часто подходила к ним Новосёлова.

— Мы и так работаем, — отвечала притихшая Лида.

— Но как вы работаете?! Мы же с вами договорились, что должны победить! Я же не могу за вас одна всё делать!

— Тебя и не просят, — сказала Маша и села на тёплую землю передохнуть.

— А я не могу быть равнодушна к своим товарищам! Я хочу помочь!

— Тогда чего ты гундишь целый день? Голова от тебя уже болит.

— Она у тебя не так заболит, когда я расскажу Валентине Михайловне, что вас всю ночь не было!

— Нет! — испугалась Лида и переглянулась с насторожившейся Ивановой. — Работаем мы, не надо никому рассказывать.

Девочка принялась дёргать траву с показным усердием, и вскоре к ней нехотя присоединилась Маша. Она драла и драла бесконечные сорняки и почти не чувствовала собственного тела — как будто витала рядом и смотрела на всё со стороны.

— Мы будем что-нибудь с этим делать? — тихо спросила Лида, когда Новосёлова ушла, и по тону стало ясно — она говорит совсем не о дотошном комсорге.

— Я — да.

— И что?

— Не скажу.

— Вот всегда ты такая, Машка! К тебе по-человечески только отнесёшься, как ты сама от дружбы отказываешься! — разозлилась Лида.

— А ты что же — дружить мне предлагаешь?

— Больно надо! Но с этой… женщиной… не всё в порядке. Нужно разобраться, чего она к нам пристала? Может, мы что-то не так поняли?

— Ага, — возмутилась Маша. — Она нас в саду просто так караулила, чтобы поболтать.

— А что тогда?

— Не знаю…

— Так давай узнаем! — настаивала Козичева. Сдаваться без боя было не в её характере.

— Ладно… Прикрой меня перед Новосёловой в тихий час.

— Куда ты пойдёшь?

— Потом расскажу.

— Маш, не ходи к ней! — очень серьёзно сказала Лида, и в глубине чёрных глаз засветился страх.

— Нет, к ней ни за какие блага мира не пойду! — воскликнула одноклассница и почувствовала, как по коже пополз холод.

Наступил тихий час. Сытые ребята отправились по комнатам, и сегодня, в отличие от вчерашнего дня, интернат затих. Только слышались приглушенное воркование девчонок да лёгкое дыхание ветра в коридоре. Маша дождалась, пока комсорг послушно уляжется на посеревшие простыни и засопит, и прокралась к двери. Лида быстро-быстро замахала ей ладонью, и девочка поспешно выскочила вон. Ириша, которая только притворялась спящей, приподнялась на локте и вопросительно кивнула — в её глазах светилось страшное любопытство.

— Потом, — одними губами ответила Козичева и настороженно посмотрела на комсорга — вдруг та тоже только делает вид, что спит. Но Люда ровно дышала, закинув руку за голову, и не подавала признаков бодрствования.

Лида растянулась на кровати, мягкой, удобной, самой идеальной на свете и ощутила такую небывалую сладость, что расстроилась — дома у неё совсем другая постель, жёсткая какая-то, обычная, не то что здесь. Затем она удивилась — вчера кровать была обыкновенной, как у всех, и не обладала всеми теми качествами, которые сегодня сделали из неё королевское ложе. Мысли девочки плавно потекли дальше. К бесконечному полю, к мерцающему от солнца пруду, к коровнику, до которого они так долго шли с Машей, к теням и холоду июньской ночи… Что-то над ухом противно заскрежетало. Лида повернулась к окну и увидела безобразное, высохшее лицо Галины Александровны. Застывший и оттого неестественный взгляд замер на девочке, и та закричала в паническом ужасе. Но её руки и ноги не желали слушаться — они беспомощно барахтались в кровати, а страшная женщина прошла сквозь стекло и…

— Лида, ты чего? — проговорили где-то рядом, и Козичева открыла глаза. Она вспотела, тряслась и никак не могла отойти от кошмара.