Вильда встретила мисс Джоунз в холле, она показалась ей некрасивой и несколько неприятной, но преисполненной сознания собственной важности как доверенное лицо своей хозяйки.

Камеристка со снисходительным видом простилась с миссис Уинтертон, которая представила ее Вильде.

– Это мисс Уорд, которая заменила мисс Грейм при маленькой леди, – сказала миссис Уинтертон.

Мисс Джоунз слегка наклонила голову.

– Я надеюсь, вам будет хорошо с нами… мисс Уорд.

Она сделала заметную паузу, перед тем как произнести эту фамилию.

– Я уверена, что так и будет, – сказала Вильда, – с нетерпением жду, когда я увижу Испанию.

– Мне эти заграницы не по вкусу, – фыркнула мисс Джоунз.

Не добавив больше ни слова, она вышла и уселась в экипаж, доверху заполненный чемоданами.

Вильда догадалась, что сопровождавший ее мужчина был их курьер, но спросить его имя она не успела, так как в этот момент по лестнице спускалось прекрасное видение.

Поверх дорожного платья из темно-синего шелка на Гермионе была невероятно элегантная накидка, отделанная соболем, а шляпа была украшена цветами и бархатными лентами.

Когда Гермиона спустилась в холл, миссис Уинтертон сделала реверанс, а лакеи поклонились.

– Доброе утро, Мирабелла, – сказала Гермиона подбежавшей к ней дочери. – Я надеюсь, ты будешь хорошо себя вести во время этого долгого путешествия.

– Я буду хорошо себя вести, потому что мисс Уорд обещала мне всю дорогу рассказывать истории об Испании, – отвечала Мирабелла.

На мгновение взгляды сестер встретились. Потом Гермиона отвернулась и сказала в своей обычной резкой манере:

– Пошли. Чего мы ждем? Было бы очень неприятно опоздать на поезд!

Она выплыла в парадную дверь, как каравелла на всех парусах, и уселась во второй экипаж.

Вильда, зная, что это от нее ожидается, взяв за руку Мирабеллу, последовала за ней.

– До свидания, миссис Уинтертон, – сказала она негромко.

– До свидания, мисс Уорд. Желаю вам хорошо провести время, и благополучного вам путешествия.

– Я уверена, что так все и будет, – улыбнулась Вильда.

Лакей помог Мирабелле сесть в карету рядом с матерью, в то время как Вильда села напротив них, спиной к лошадям.

Экипажи тронулись, и Мирабелла махала оставшимся, пока они не скрылись из виду.

Откинувшись на подушки, она сказала:

– Я хотела взять с собой всех моих кукол, но мисс Уорд говорит, что ты купишь мне новые испанские в Мадриде.

– Я думаю, это будет возможно, – ответила Гермиона, – и я знаю, что ты там встретишься с детьми, которые поделятся с тобой своими игрушками.

– Я хочу свои куклы! – надулась Мирабелла.

– Я уложила две, – быстро сказала Вильда, – так, чтобы им было удобно путешествовать. Пусть они отдохнут в дороге.

– Разумеется, она может подождать, пока мы не приедем в Мадрид! – сердито сказала Гермиона. – Ради бога, Вильда, не балуй ребенка! Она должна слушаться и не надоедать. Чего я больше всего терпеть не могу, так это надоедливых детей!

Гермиона говорила так сурово, что Вильда взглянула на нее с удивлением. Но Мирабелла отнеслась к этому, как к чему-то вполне естественному, и только пересела рядом с Вильдой.

– Расскажите мне сейчас историю, мисс Уорд, – сказала она просительным тоном.

– Я думаю, лучше подождать, пока мы не сядем в поезд, – отвечала Вильда. – Там у нас будет много времени и для историй, и для игры в догадки, в которую я играла, когда была маленькая.

– А что это за игра? – спросила заинтригованная Мирабелла.

– Мои папа и мама научили нас с сестрой играть в эту игру, – объяснила Вильда. – Когда мы ездили по округе, мы видели много разных людей и старались угадать, чем они занимаются. Если они выглядели как-то странно и необычно, мама рассказывала нам о них истории.

Вильда взглянула на Гермиону, не помнит ли та, как им нравилась эта игра.

Когда они стали постарше, отец или мать побуждали их объяснять, почему они думают, что тот или иной человек кузнец, фермер, охотник или браконьер. А потом надо было придумать историю их жизни.

Для Вильды это было так увлекательно, что она не могла поверить, будто Гермиона забыла эту игру и не старалась таким же образом развивать воображение своего ребенка.

Но Гермиона только посмотрела в окно и сказала:

– Мы уже подъезжаем к вокзалу. Сейчас нет времени для игр, и не забудь, Мирабелла, делать реверансы моим друзьям, которые приедут нас проводить, будь с ними вежлива.

В твердости ее тона было что-то, давшее Вильде понять, что сестра не намерена вспоминать прошлое или сентиментальничать по этому поводу.

Вильда окончательно поняла теперь то, чего не понимала раньше: она потеряла сестру.

Гермиона очень изменилась после замужества.

Испытывая легкую боль от потери чего-то очень дорогого для себя, Вильда почувствовала, как Мирабелла вложила свою маленькую ручку в ее руку.

И тут пришло озарение, если она потеряла Гермиону, то обрела Мирабеллу, и маленькая племянница уже завладела ее сердцем.

Когда они прибыли в Кале, Вильда обнаружила, что их ожидал отдельный вагон, похожий на тот, каким, как с гордостью заметил кто-то, пользовалась королева Виктория. В нем им предстояло пересечь Францию по дороге в Испанию.

Мирабелла была в восторге и называла поезд домом на колесах, пока Гермиона сердито не приказала ей замолчать. Тогда она устроилась рядом с Вильдой.

– Пожалуйста, мисс Уорд, расскажите мне историю о доме на колесах.

– Я ее придумаю, – пообещала Вильда. – А пока давай поговорим об испанцах, какие это люди, как они выглядят, чем занимаются.

Когда Мирабелла легла спать, у Вильды появилась возможность поговорить с сестрой наедине. Гермиона утратила свою холодность и стала мягче и доверчивее.

– Я рада, что ты едешь со мной, – сказала она, – потому что, по правде говоря, я чувствую себя, как какой-то товар, взятый на пробу или на испытание.

Вильда рассмеялась.

– Это должно быть непривычное для тебя чувство, когда ты такая красавица и все видят в тебе что-то особенное.

– Хотела бы я этому верить, – вздохнула Гермиона, – но маркиз совсем другой.

– В каком смысле другой? – спросила Вильда, надеясь, что сестра скажет ей правду.

Немного поколебавшись, Гермиона сказала:

– Одна из причин, почему я нахожу его таким привлекательным, в том, что он в каком-то отношении недосягаем. Он намного превосходит всех тех, кто ухаживал за мной в Лондоне, не только по своему рангу, но просто сам по себе.