Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В трубке раздались гудки. Я набрала текст, стёрла. Сползла по стене в подушки и снова написала. Наши общие с Сорином воспоминания были похожи на те ночные шорохи, что сейчас окружали меня: далёкие и близкие одновременно. Вроде бы существующие, а вроде бы и нет. Какой толк вспоминать прошлое, которое уже никогда не повторится ни в том виде, ни в каком-либо другом? К чему вдруг Сорин вспомнил то время? Или это рефлексия перед новым этапом в жизни? Возможно ли, чтобы он сомневался в своём решении? Вечно улыбающийся, лохматый и добрый. Один из самых высоких ребят в классе, бесшабашный парень с соседней улицы. Почти брат. И через сорок лет он останется для меня таким же. Так стоит ли вспоминать? Это только приносит боль и сожаление.
“До завтра”, — написала я в итоге и, засунув телефон под подушку, уснула.
Ветер
Лёгкие снежинки падали с неба, похожие на пух от старой бабушкиной подушки, но таяли, не добравшись до земли. Вот он — дух Рождества. Сорин ждал на перекрёстке у остановки, как и многими годами раньше, когда мы ещё ходили в школу. Против своего мрачного настроения я улыбнулась, встретившись с его весёлым взглядом. Он крепко обнял меня, поправив шапку, и, пожалуй, слишком бодро поздоровался.
— Нико! Как я рад видеть тебя здоровой!
— Иначе и быть не могло, с твоей-то заботой, — ответила я ему замёрзшими руками.
— А погода-то уже почти зимняя, — тут же отреагировал Сорин, утягивая меня в первый попавшийся автобус. — Поедем в центр! Хочу купить оставшиеся подарки. Ты что-то придумала для своих?
— Ничего.
— О! Ну так нельзя же…
— Каждый год одно и то же, я уже не знаю, что покупать.
— Ёлочные игрушки! Самый лучший подарок, — снова улыбнулся он.
— Если только для тебя, — мне бы хотелось рассмеяться. На каждое Рождество мой товарищ просил у друзей и родных только эти подарки. Мне казалось, что такое количество игрушек просто не в состоянии поместиться на ёлку, но из года в год друг доказывал обратное.
— Ну почему? — совершенно по-детски удивился он. — Красивый подарок же! И полезный. Да ещё и памятный.
— А что ты купил Кати?
— Свитер. Она хотела с традиционными узорами. Вот… — Сорин как-то сник, и мне подумалось, что между ними что-то произошло. Я тронула его за руку, чтобы попросить обратить на себя взгляд.
— Вы поругались?
— Обычное дело, — пожал он плечами. — Планирование свадьбы — дело очень нервное.
— О… Понятно.
Мы молча доехали до конечной остановки, а дальше шли пешком под мелким снегом, среди таких же праздношатающихся. Витрины мелькали яркими украшениями, зелёными ёлками, двери так же приветливо как и всегда позвякивали колокольчиками, стоял мерный шум разговоров, шороха проезжающих автомобилей, раздавался весёлый смех, а между всем этим проносился ветер, подхватывая снежинки и унося их вдаль. И вдруг я почувствовала себя невероятно одинокой, словно была единственным человеком на Земле, абсолютно пустой и холодной, которую любил только этот непонятный снег, не сумевший даже укрыть её мягким покрывалом. Я схватила Сорина за руку и на ходу уткнулась в его плечо. Он тут же приобнял меня и тихо спросил, скорее всего, не ожидая ответа:
— Эй… Ну чего ты? Не грусти, Нико. Николетта…Всё нормально. Я рядом. Хочешь, сначала выпьем чаю? Или какао, а может кофе или глинтвейн? Да что угодно.
Мы медленно шли по улице, ловя подозрительные взгляды, а Сорин всё продолжал:
— А хочешь, сходим на ярмарку в следующие выходные? Народу будет прорва, конечно, зато шумно и весело? Нет! Я придумал лучше! Будешь отмечать Рождество с нами?
Я отчаянно замотала головой и даже чуть оттолкнула Сорина от себя. Он с недоумением поднял на меня взгляд и остановился.
— Не хочешь?
— Ни за что! — быстро-быстро перебирала я руками. — Что за ерунда вообще! У вас семейный праздник, считай первый в новом статусе с Кати. Тем более вы поругались!
— Рядовая ссора! Мы на неделе по сто раз так ругаемся, о чём ты вообще, Николетта. У меня сердце кровью обливается, когда я вижу, как тебе тяжело и одиноко.
— И пусть обливается! Я его не просила об этом! Хочу провести Рождество одна. Испеку козонак, куплю вина…
— Я всегда знал, что эта Николетта — ужасно противная девчонка. Вроде выросла, а ни капельки не изменилась! — буркнул в сторону Сорин и сгрёб меня в объятия.
Он мог бы легко закинуть меня на плечо и отнести куда угодно, как делал в школе, если я не хотела составить ему компанию и прогулять урок. Но сейчас всё закончилось долгим, внимательным взглядом, от которого побежали мурашки, и поворотом в небольшую кофейню. Выпив горячего чаю с ягодами, мы снова выбрались на улицу, прошли полквартала до любимого большого ТЦ, и, спрятавшись от пронизывающего ветра, очутились в шумном и светлом помещении.
Никогда мне не нравилось, продираясь сквозь толпу, бродить по магазинам в поисках чего-то интересного и ценного. Что это за вымученные подарки получатся, если я уставшая куплю уже хоть что-нибудь, чтобы только вырваться из удушающей атмосферы? А вот Сорин чувствовал себя как рыба в воде: перемещался от одного прилавка к другому, подтаскивая меня за руку, что-то спрашивал, показывал, просто-таки требовал совета!
Ко второму часу моих страданий мы всё уже умудрились купить почти все оставшиеся подарки, и теперь я сидела посреди широкого коридора с кучей пакетов в ожидании друга. Он решил не мучить меня, и убежал на второй этаж со словами “я забыл кое-что очень важное!”.
Забавный. Очень уютный и родной. Странно было думать, что скоро Сорин уже не будет только моим другом, а ещё чьим-то более важным человеком. Мне хотелось, чтобы он был счастлив, но ревность всё равно колола сердце. Боялась ли я признаться себе, что испытываю к нему нечто большее, чем просто дружеские чувства? Наверное, нет. Более того, я была совершенно уверена в обратном — как мужчина Сорин никогда меня не привлекал. Во всяком случае, не должен был.