— Сначала я установлю на часах время того часового пояса, куда вы едете, — сказала она. — Так куда вы держите путь?

— В Париж! — крикнул Булле. — В столицу Фран… Ой! — И он взвыл от боли.

— Ох, извини, кажется, я наступила тебе на ногу? — сказала Лисе. — Покажи-ка, не испачкала ли я тебе ботинки.

Она наклонилась к Булле и прошептала ему на ухо, чтобы Распа не услышала:

— В открытке было написано не говорить, куда мы едем!

— Подай на меня в суд, — сердито сказал Булле.

— Вот как, в Париж? — засмеялась женщина, показав ряд белых острых зубов. — Я была там когда-то. Приятный город.

— Там нет ничего интересного, — буркнул Булле и потер ногу. — Мы уже передумали, мы туда больше не едем.

— Да ну, и почему же? — хрипло спросила Распа, продолжая смеяться.

— Октябрь. Слишком дождливо. Я слышал, Париж затопило, множество гренландских тюленей на улицах, едят французские батоны, мучают людей.

Распа наклонилась к Булле и дохнула на него запахом сырого мяса и грязных носков:

— Как хорошо, что эти золотые часы водонепроницаемые.

— Вод-донепрон-ницаемые? — промямлил Булле, который до этого никогда в жизни не заикался.

— Да, — прошептала Распа так тихо, что было слышно тиканье всех часов в магазине. — Это значит, что вы можете плавать с ними под водой. И принимать с ними ванну, например. Верно я говорю?

— В-ванну? — сказал Булле и задумался, отчего это он вдруг стал заикаться.

— Вы ведь понимаете, на что я намекаю, правильно? — сказала Распа и хитро подмигнула.

— Н-нет, — ответил Булле.

О господи, неужели он теперь будет заикаться всю жизнь?

Женщина резко поднялась и раздраженно прижала к себе золотые часы.

— Вообще-то, лучше я подарю вам то, что дороже часов. Мудрый совет вам на дорожку. — Хриплый шепот Распы заполнил весь магазин: — Запомните, что смерть — и только смерть — может изменить историю.

— Т-только с-смерть?

— Именно. История высечена в камне, и изменить высеченное в камне можно только ценой собственной жизни. Прощайте, дети.

Распа плавно, словно корабль-призрак, скользнула на своем скрипучем роликовом коньке по магазину и исчезла за оранжевой занавеской.

— Пр-пр… — попытался сказать Булле.

— Прощайте, — сказала Лисе и потянула Булле к выходу.

Лисе и Булле дошли от часовой лавки «ЛАНГФРАКК» до Ратушной площади и сели в автобус до аэропорта. Час спустя они вышли из автобуса и ступили в огромный терминал, где сновало видимо-невидимо людей. Встали в очередь у касс компании «Эр Франс». Пока они стояли, Лисе показалось, что среди голосов людей, топота туфель и объявлений по радио она услышала знакомый звук. А именно жалобный скрип несмазанного колеса. Она быстро обернулась, но увидела только незнакомые лица спешащих путешественников. Тогда девочка принюхалась, не чувствуется ли среди множества ароматов запаха сырого мяса и грязных носков. Но нет, ничего такого. «Должно быть, это скрипели колесики чьей-то хозяйственной сумки», — подумала Лисе. И тут же чей-то жесткий палец вонзился ей в спину. Она резко обернулась. Это был Булле.

— Восстань из мертвых, сейчас наш черед, — сказал он.

Они подошли к невероятно красивой даме с невероятно загорелым лицом и невероятно белыми волосами.

— Чем я могу тебе помочь, дружок? — спросила она.

— Два билета в Париж, пожалуйста, — сказала Лисе.

— Тебе и еще кому?

Из-под стойки прозвучал раздраженный ответ:

— Мне, конечно!

Дама поднялась, посмотрела за стойку.

— Вот как. С вас три тысячи пятьсот крон.

Лисе положила на стойку деньги. Дама пересчитала двадцать сотенных купюр, но потом остановилась и подняла бровь, когда увидела две тысячекроновые купюры.

— Это что, шутка? — спросила она.

— Шутка? — не поняла Лисе.

— Ну да. Эти купюры недействительны. Они выпущены в… — Она присмотрелась. — В тысяча девятьсот пятом году. Они давным-давно вышли из обращения. У вас есть купюры нашего времени?

Лисе покачала головой.

— Я очень сожалею, но тут хватает только на один билет до Парижа.

— Но… — в отчаянии начала Лисе. — Но…

— Вот и прекрасно, — раздался голос из-под стойки. — Дайте нам один билет.

Лисе посмотрела вниз, на Булле. Он кивнул.

Когда она опять подняла голову, дама уже протягивала ей готовый билет.

— Счастливого пути в Париж! Я надеюсь, тебя там встретят взрослые.

— Я тоже, — тихо вздохнула Лисе и посмотрела на билет и на старые тысячекроновые бумажки Распы. — Что нам теперь делать? — спросила она в отчаянии, когда они стали приближаться к контролю безопасности.

— Спокойно, — сказал Булле. — У меня есть одна мыслишка.

— Мыслишка? Какая?

— Та, что ты поедешь одна, — сказал Булле.

Лисе в ужасе посмотрела на него.

— Од-дна?

Надо же, она тоже стала заикаться.

Когда Лисе входила в самолет, благоухающая всеми приятными запахами стюардесса с яркой помадой на губах улыбнулась:

— Ой, у тебя целых два ранца?

— Много уроков, — буркнула Лисе.

Вид у девочки был усталый, она явно нуждалась в помощи.

— Давай я тебе помогу.

Стюардесса подхватила ранцы, положила их между двумя сумками на колесиках на полку для багажа и захлопнула крышку.

Лисе нашла свое место, пристегнула ремень безопасности и выглянула в окно. Снаружи не было ни души, только ехали автомобиль-цистерна с горючим и похожий на игрушечный поезд из тележек с чемоданами. На крыльях самолета тоже никого не было. Ни на правом, ни на левом. Вроде бы все нормально. Но до взлета оставалось еще несколько минут.

Лисе изучила брошюру с инструкциями по безопасности: на картинках люди с необыкновенно жизнерадостным видом ползли к выходу из самолета по подсвеченной указателями дорожке. Она зевнула. День был очень тяжелым, ночью она почти не спала. Она закрыла глаза, и тут же в голове зазвучали слова женщины из часовой лавки «ЛАНГФРАКК»: «Только смерть может изменить историю. Изменить высеченное в камне можно только ценой собственной жизни».

С этими словами Лисе заснула и не заметила, как самолет запустил двигатели и взлетел. Земля под ним провалилась вниз, Осло становился все меньше и наконец исчез. Потом исчезла суша, и они полетели над морем. А потом суша опять появилась внизу, но она звалась уже Германия и Нидерланды. Когда они в конце концов стали снижаться над Парижем и Лисе проснулась от голоса капитана, который призывал пристегнуть ремни безопасности, было уже темно и под крылом мерцали тысячи огней. Лисе знала, что там внизу живут миллионы людей. А она была всего лишь маленькой девочкой с Пушечной улицы. Лисе почувствовала себя ужасно одинокой и закусила нижнюю губу, чтобы та не дрожала.