Порой он слегка досадовал на неблагодарность Сибил. Емуказалось, что даже полная удовлетворенность, которая была ее обычным состояниеми которую он считал «заторможенностью», в новой обстановке могла бы окраситьсямаленькой толикой благодарности. В отеле всегда находилось несколько приятныхженщин, с которыми никто не мешал Сибил болтать сколько угодно. Конечно, онарадовалась поездке — но все-таки не настолько, чтобы удовлетворить м-раКенинсби. Он с ума сходил от этого неизменного благодушия. Ее, похоже, радоваловсе, а вот его ничего не радовало.

Но в этом году все пошло наперекос. Началось с Ральфа,который смущенно поведал, что хотел бы отправиться на праздники к одномуприятелю, семья которого жила в Льюсе. М-р Кенинсби очень сдержанно (по крайнеймере, так казалось ему самому) дал понять, что не одобряет подобных отступленийот распорядка жизни семьи. Он не стал бы возражать против летних каникул удрузей (он сам в это верил), но Рождество — особая статья.

На самом деле обычно под Рождество м-р Кенинсби начиналострее осознавать ход времени, приближение старости и смерти. Каждое Рождествонеизбежно приносило маленькие, но необратимые перемены. Помнится, детство егокак-то незаметно ушло, а на смену пришла юность, потом он женился, а теперь ужеи сын с дочерью давно распрощались с детством и скоро лишатся права на юность,тогда для него останется только две возможности: либо он успеет увидеть третьепоколение, либо Рождество для него перестанет быть Рождеством. Каждый год вэтот праздник, удерживая возле себя Нэнси и Ральфа, м-р Кенинсби чувствовал,что отодвигает обе неприятные возможности и входит в Новый год так, словноникакого Нового года и нет, а есть лишь один и тот же непрерывно длящийся год.

В этом году смерть Дункана неприятно поразила его, а еслиеще они с Сибил и Нэнси — между прочим, помолвленной Нэнси — останутся безРальфа, то угроза неизбежного одиночества окажется слишком ощутимой. Возникнетдыра, и ее нечем будет заполнить, нельзя же без конца тешить себя тем, что ты —попечитель сумасшедшего дома, обладающий определенными привилегиями — например,проходить к столу перед старшими сыновьями младших сыновей пэров.

Он и сам уже не помнил, когда и оде вычитал эту чушь и зачемрассказал об этом Сибил. Даже всех наследников младших сыновей пэров не хватилобы, чтобы заполнить пустоту, давным-давно проникшую в его сердце и с тех порнавечно поселившуюся там. От нее нельзя было избавиться, она сопровождала его вофис, способна была отравить любые занятия, проникала в семью, в дом, вотношения со знакомыми и в политику, в сон и в еду, но иногда она разрасталасьдо такой степени, что заливала улицы, по которым он ходил каждое утро,заполняла весь дом, таращилась на него бессмысленными заголовками газет.«Премьер-министр, читал он в такие дни, — представил новыйзаконопроект», — и вдруг слова отделялись друг от друга и теряли смысл.Что такое «премьер-министр»? Пятно, клякса, ничтожество — и опять перед ним«Тайме», завтрак на столе и Сибил.

После вероломного отступничества Ральфа м-р Кенинсбиподсознательно уже хотел перемен и для себя. Поэтому массированные намеки Нэнсина возможность провести Рождество всем вместе у дедушки Генри были встреченыкуда благосклоннее, чем обычно встречались подобные предложения. Он не видел вэтой поездке ничего особенно привлекательного для себя лично — но зато у негопод рукой будут Нэнси и Генри, чтобы свалить на них всю вину за перенесенныенеудобства, скуку или мрачное настроение и отвлечься от мыслей о Ральфе, егоизмене, неизбежных переменах и возрасте. Существовало и еще одно соображение.Сибил обрадовалась, когда он намекнул ей, что не прочь принять предложение.

— Боюсь только, тебе будет слишком скучно, —сказал брат — Да нет, не думаю, — ответила сестра. — Для этого нужнокое-что посильнее.

— И мы ведь не знаем, каков он, этот дед, —добавил м-р Кенинсби.

— Наверняка человек, — отозвалась Сибил, —значит, уже чем-то интересен.

— Послушай, Сибил, — заговорил м-р Кенинсби, едвасдерживая раздражение, — ты говоришь ерунду. Не может любой человек бытьинтересен.

— А как же иначе? — спокойно удивиласьСибил. — Ты слышал, чтобы кто-нибудь жил, например, отдельно от своеготела? Ну, а тело — такая замечательная, интересная вещь, что об остальном можнои не беспокоиться.

Но брат не желал оставлять волновавшую его тему.

— Насколько я помню. Генри не предупреждал, что дедприкован к постели? — проворчал он.

— Вот и прекрасно, — порадовалась Сибил, —значит, он не доставит нам никаких забот. Ты же понимаешь, Нэнси и Генри будетявно не до того, а нам с тобой все-таки посвободнее.

— Ну вот, не хватало мне еще кормить с ложки дряхлогостарца, — вскинулся м-р Кенинсби. — Нет, я же помню: Генри уверял,что его родственник неплохо сохранился. Он говорил тебе еще что-нибудь?

— О Господи, конечно, нет! — воскликнула Сибил испустя полминуты неожиданно добавила:

— Хорошо звучит.

— Что именно? — опешил м-р Кенинсби. Он испугался,что пропустил в разговоре какую-то важную деталь.

— А вот это; «О Господи», — повторила Сибил,отчетливо произнося слова. — Фраза совсем короткая, а все понятно, правда?Я не люблю часто повторять «Боже милостивый»; люди не всегда понимают, чтозначит «милостивый».

— Иногда ты становишься так же невыносима, какНэнси, — заметил брат. — Не понимаю, какой в этом смысл. Зачем вообщеговорить: «Боже милостивый»?

— Да ведь обычно больше и сказать нечего, объяснилаСибил и торопливо добавила, — извини, дорогой, я как-то не подумала… — оназамолчала, подбирая слово.

— Я знаю, — сказал м-р Кенинсби, словно ужеуслышал его, — но не могу счесть шутки подобного рода признаком хорошеготона. Юмор вполне может обходиться и без оскорблений.

— Пожалуйста, прости меня, Лотэйр, — кроткопроизнесла Сибил. Она старалась не называть так брата, поскольку для него имя«Лотэйр» как раз и было оскорблением, начисто лишенным юмора. Сибил уже триждыпожалела, что не следила за словами. И так не хватает времени порадоватьсявсему в жизни. Вот как с этим именем… Они могли бы вместе с удовольствиемпробовать его на вкус… но она любила брата и никогда не стала бы навязывать емучудеса Бога милостивого, поэтому поспешно сменила тему:

— Нэнси так спешит навстречу будущему.

— В ее возрасте вполне естественно ждатьбудущего, — заметил м-р Кенинсби.

— А в нашем, — подхватила Сибил, — когдаостается уже немного времени, о будущем как-то и не думается: настоящее вполнеустраивает.

М-р Кенинсби чуть не сказал «Боже Милостивый», но совершеннос другой интонацией. Выждав пару минут, он продолжал: