— Лиза, — вдруг по имени зовёт меня Никита, чего никогда не позволял себе до этого. Но в его голосе нет издёвки или беспардонности, скорее уж участие. — Не пытайтесь казаться циничней, чем вы есть.

Я тут же резко поворачиваюсь к нему. Последняя фраза ударила по мне сильнее, чем весь предыдущий день. Никита больше ничего не говорит, зато я как ненормальная скольжу по нему своим испуганным взглядом, пока не останавливаюсь на его глазах. Голубые. Внимательные. Уверенные. Очень похожи, но не те… Совсем не те.

— Спасибо, Никита.

Дверь машины я хлопаю просто так, из любви к красивым жестам.

Квартира встречает тишиной и одиночеством. Впрочем, здесь всегда так. Жила тут уже лет пять, а чувство, что прихожу именно домой, так и не пришло. Может быть, всё дело в том, что я в квартире и не бывала толком? Так, спала, да переодевалась. Коттедж Ребровых и тот ближе.

Сбрасывая тесные шпильки, наконец-то, выдохнула с облегчением. Правда, ноги тут же начинают путаться в длинном шлейфе платья, всё-таки, двенадцать сантиметров были приятным добавлением к моему более чем среднему росту.

Зеркало в ванной показало мне уставшую от жизни шатенку при полном параде — платье в пол цвета спелой сливы, волосы, спадающие свободными локонами, убраны на бок, а зелёные глаза выделены, на мой взгляд, излишне агрессивным макияжем. Всё это счастье дополняют длинные серьги и тёмные губы, всё того же сливового оттенка. Спрашивается, и чего вырядилась?

Первым делом с помощью салфеток стираю помаду. Ненавижу, когда делают акцент на мои большие губы. Сразу вспоминается, как в детстве все во дворе дразнили «губошлёпкой», брррр. Павда, моя любимая визажист Настя упорно борется с моими предрассудками, но меня хватает ровно до того момента, как оказываюсь наедине с самой собой.

Без помады становится лучше. Но шатенка в зеркале продолжает оставаться чужой и замученной.

Я практически утыкаюсь в зеркало в попытках рассмотреть себя, всё время пытаясь вспомнить, когда же я успела развестись со своим отражением? Ещё же совсем недавно на её месте была я, ну как недавно… год? Два назад?

Может к психиатру обратиться? Где-то читала, что есть такое психическое расстройство, когда больные перестают узнавать себя в зеркале. Даже нижнее веко себе оттянула, чтобы удостовериться, насколько я — это я. Вроде всё мое.

Надо было сегодня напиться, сейчас бы спать завалилась и ни о чём бы не думала.

Побрела обратно к входной двери в поисках сумочки. В ней продолжал вибрировать телефон. Но я бессовестно скинула звонок одного из наших клиентов. Всё ребята, на сегодня отбой. Да и не только на сегодня.

Вернувшись в ванную комнату, сравнивала себя с фотографиями, сделанными в разные промежутки жизни. Но так и не смогла понять, когда и где произошёл мой распад.

Зато телефон начал опять подавать признаки жизни, чередуя входящие вызовы с сообщениями из разных мессенджеров. Даже смотреть не стала кто. А потом позвонили в дверь. Долго так звонили, навязчиво я бы даже сказала. Пока ещё держалась, хотя уже чувствовала, что отчаянье комом подкрадывается к горлу. В дверь начали долбиться. Я только недовольно поморщилась. Сдалась я уже когда в довершение всего запиликал стационарный телефон, хотя хрен его знает, зачем он мне нужен был, меня всё равно здесь не бывало.

Вот после этого я и не выдержала. С ненавистью швырнула свой айфон в чужестранку из зеркала. Какое-то время смотрела, как по её перекошенной физиономии расходятся трещины.

А потом села на пол и разревелась, беспощадно размазывая остатки макияжа по лицу. Сидела и ревела, давясь своими беззвучными криками, до тех пор, пока тошнить не начало. Еле доползла на четвереньках до унитаза, прежде, чем меня наизнанку вывернуло.

Только после этого испугалась, когда поняла, что контролировать себя не могу. Попыталась сжать и разжать ладони, но увидела кровь на левой руке. Оказывается, когда ползла к унитазу, напоролась на осколок зеркала. Это тоже напугало. Ведь боли я не чувствовала, а вот кусок стекла, торчащий из руки, видела отчётливо.

Пришлось окончательно брать себя в руки. Хотя голова видимо ещё работала плохо, потому что вместо того, чтобы ехать в больницу, тупо выдернула осколок, а потом ещё какое-то время смотрела на кровь, хлынувшую из раны. Промыла, обработала, замотала. Благо всё было здесь же в ванной.

Затем прямо в платье запихнулась в душевую кабину и долго стояла под мощными струями, попеременно чередуя их, то на кипяток, то на ледяную воду. Видимо понимала, что если просто буду стоять под тёплой водой, в конец потеряю связь с реальностью.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде я окончательно пришла в чувства. На душе было грустно и пусто. Поменяла повязку на руке на сухую, наконец почувствовав, как же болит место пореза. Наверное, это хорошо, значит, истерика прекратилась. Сбросила мокрое платье вместе с бельем на пол и, завернувшись в большое полотенце, вышла в комнату — она же кухня, она же гостиная, она же прихожая… Хорошо иметь студию, не заблудишься.

Каким-то чудом дошла до кровати и рухнула на неё, проваливаясь то ли в сон, то ли в забытье.

Разбудили меня чужие шаги, принадлежавшие тени, по-хозяйски расположившейся у моей кухонной стойки, что разделяла обеденную зону ото всего остального. У меня даже стола нормального не было.

Сначала подумала, что это Бодлер каким-то чудом проник ко мне. И даже обрадоваться успела, правда, тут же и запаниковала.

Но тень не стала поддерживать мои иллюзии и голосом Макса поставила меня в известность:

— Знаешь, по-моему, у тебя в ванной кого-то сегодня убили.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я пытаюсь приподняться на локтях, чтобы лучше видеть Максима, но голова отказывается отрываться от кровати.