Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разве не все такого хотят? Как можно не хотеть, чтобы кто-то изменился после того, как он причинил тебе боль?
– Изменить свое отношение к чему-то – не то же самое, что изменить себя как личность. Джонатана здесь нет, так что не могу за него поручиться, но за те годы, что я веду терапевтические сеансы, я разговаривала со многими людьми. И чаще всего слышу от них, что другой человек изменился. И ни один из них никогда не говорил так, будто это хорошо.
– Как ты думаешь, что мне делать?
Тина качает головой.
– Это твое домашнее задание на следующий раз. Я хочу, чтобы ты сама мне сказала.
Иллинойсский университет в Урбане-Шампейне
1991
Джонатан вышел из Линкольн-холла, когда мы с Дженис проходили мимо, направляясь на занятие. Он улыбнулся и поздоровался. Я промолчала.
– Кто это был? – спросила Дженис.
– Джонатан. Из шахматного клуба.
– Тот парень, которого ты обыграла?
– Да.
Я не хотела говорить о Джонатане. Мысль о том, чтобы обсуждать с Дженис какого-нибудь парня, всколыхнула слишком много неприятных воспоминаний. Я могла думать о Джонатане про себя, но не была готова говорить о нем вслух.
Дженис толкнула меня локтем.
– Есть причина, почему ты умолчала, насколько он хорош собой?
– Ты голодная? Хочешь, пойдем на ланч? Я хочу есть.
– Ах, Анника. Забавно, что ты думаешь, будто так легко отвертишься.
– Мне бы очень хотелось, чтобы ты перестала.
– И не надейся.
– Я не могу пройти через это снова. Не хочу и не буду.
– Не все парни плохие. Многие из них очень даже хорошие.
– Ну мы обе знаем, что я сама не способна заметить разницу.
– Не волнуйся. На этот раз ему придется сначала одолеть меня.
– В этом нет необходимости. Я уверена, что он обо мне даже не думает.
– Куда хочешь пойти на ланч?
– Вообще-то я записалась на смену в клинику. Там опоссум со сломанной лапой, его надо осмотреть. Бедняжка. Он такой милый. Видела бы ты крохотную шину, которую ему наложили.
– Тогда почему ты предложила пойти поесть?
– Я просто хотела сменить тему.
– А теперь я в себе разочарована. Не могу поверить, что попалась на эту удочку.
В ветеринарную клинику Университета Иллинойса принимали диких животных, нуждающихся в уходе из-за болезней и травм, или малышей, которые остались сиротами. Идея заключалась в том, чтобы вылечить их, реабилитировать и выпустить обратно на свободу. Основную массу волонтеров составляли студенты-ветеринары, но были и такие, как я, кого в клинику привело не будущее призвание, а бесконечная любовь к животным. Мне нравились мелкие животные, но особую симпатию я испытывала к птицам. Они были великолепными созданиями, и не было ничего более приятного, чем выпустить одну из них на свободу и наблюдать, как она парит высоко в небе. Маленькому зверьку, которого я баюкала на руках – вышеупомянутому опоссуму, которого я решила назвать Чарли, – предстоял долгий путь, но при должных заботе и внимании у него был неплохой шанс вернуться в свою естественную среду обитания.
В комнату вошла Сью, старшекурсница, которая работала волонтером в клинике почти столько же, сколько и я, и с которой мне было очень комфортно.
– Привет, Анника. Ух ты, только посмотрите на этого малыша!
– Ну разве он не прелесть? Так и хочется забрать его домой. А ты знала, что опоссумы на самом деле не висят на хвостах? Почему-то люди всегда считают, что висят, но они же так не делают. У них уши как у Микки-Мауса и пятьдесят зубов, но они не опасные.
На днях, когда я занималась в библиотеке, я наткнулась на книгу об опоссумах и узнала уйму потрясающих фактов. У меня ушло почти десять минут на то, чтобы запомнить их все, но я поделилась ими со Сью, потому что была уверена, что она захочет знать.
– Очевидно, он в хороших руках. – Сью взглянула на часы и сжала мой локоть. – Мне нужно идти. Увидимся позже, хорошо?
– О’кей.
Остаток смены я провела, чистя клетки, помогая давать лекарства и уделяя внимание любому животному, которое в нем нуждалось. Перед уходом я снова заглянула в клетку Чарли, чтобы попрощаться. Я подумала о том, как сильно буду скучать по нему, когда придет время его отпустить, и на мгновение задумалась, смогу ли я когда-нибудь испытать такую же привязанность к человеку.
И тут я подумала, как будет больно, если кому-то придется когда-нибудь отпустить меня.
Чикаго
Август 2001 года
– Я собираюсь перекусить, – говорит моя коллега Одри.
Мы с ней делим на двоих маленький кабинет, в котором как раз умещаются два стола с компьютерами и пара картотечных шкафов. Несколько раз, когда она неожиданно входила в комнату, то ловила меня на том, что я смотрю в пустоту перед собой. Она шутит, что мне нужно перестать расслабляться на рабочем месте, но когда она так говорит, это не похоже на шутку. А я ведь не пытаюсь расслабиться. Глядя в пространство, я очищаю свой разум, чтобы сосредоточиться на проблеме, которую пытаюсь решить.
– Хорошо, – говорю я, потому что Одри терпеть не может, когда никак не реагируют на ее слова. Просто я не совсем понимаю, что она хочет от меня услышать. Я же не объявляю, что собираюсь есть ланч, когда достаю из сумки бутерброд с арахисовым маслом, как делаю это каждый божий день. Сейчас время ланча. Во время ланча едят.
Как только Одри уходит, я достаю из ящика стола листок бумаги. На нем я написала все, что собиралась сказать, когда позвоню Джонатану, и мне нужно будет только зачитать это вслух. Я долго и упорно думала о том, что сказала Тина, и хочу, чтобы Джонатан знал, что я понимаю, что с ним происходит, но мне бы хотелось, чтобы мы провели немного времени вместе. С Джонатаном нас многое связывало, но он точно был моим другом, а у меня не так уж много друзей.
Я вздыхаю с облегчением, когда у него включается голосовая почта, потому что так будет намного проще, но перед самым гудком в кабинет возвращается Одри. Я не хочу, чтобы она видела, как я читаю по бумажке, поэтому прячу листок под пресс-папье и говорю наугад:
Привет, Джонатан. Это Анника. Снова. Я просто… я подумала, вдруг тебе захочется сходить куда-нибудь в субботу.
У меня пересохло в горле, и я небрежно делаю глоток воды.
Обещают хорошую погоду, так что, может быть, мы возьмем что-нибудь перекусить и пойдем в парк. Если ты занят или не хочешь, не беда. Хочу, чтобы ты знал, я понимаю, что с тобой происходит. Просто хотела предложить. Ладно, пока.