–Татьяна Николаевна, можно поточить карандаш?

Учительница кивнула. Идя к урне, Артем вытянул шею, надеясь заглянуть отличнику через плечо. Сундуков, будто угадав его намерения, захлопнул книжку и убрал ее в рюкзак. Артем заметил только его наглую улыбку. Склонившись над альбомом для рисования, почти улегшись на стол, Веня снова усмехался – совсем как днем ранее.

Казалось, отличник просто играл с Артемом и получал от этого ни с чем не сравнимое удовольствие.

–Ну что, в столовую?– Едва прозвенел звонок, Санька оказался возле парты Артема, бренча в кармане мелочью и чуть не подпрыгивая от нетерпения.

–Уже?– поразился Артем.– После первого же урока?

–До второго я не доживу. Утром проспал – не успел позав… Постой-ка… Что это у тебя?

–Где?

–Вот тут.– Санька коснулся его волос и тут же отдернул руку.

Сердце Артема пропустило удар. Неужели паук? Артему стыдно было в этом признаться, но этих тварей он боялся сильнее, чем какая-нибудь девчонка. Даже Человека-паука недолюбливал. Вся эта липкая паутина, дохлые мухи… Брр!

–Что там? Убери быстрее!– испуганно протараторил Артем, встряхивая головой.

И чего Санька медлит? Он ведь против насекомых ничего не имеет, даже купил как-то в магазине игрушечного тарантула. К радости Артема, тот довольно быстро отправился в мусорную корзину. Мать Саньки тоже не жаловала пауков.

–Да ты как будто… поседел,– сообщил друг, по-прежнему разглядывая его макушку.

Артем уставился на него, не поверив своим ушам.

–Снова твои шуточки? Сначала щупальца, теперь седина.

–Сам посмотри, если не веришь,– возмутился Санька.– У тебя есть зеркало?

Зеркала у Артема не было – таскать его с собой было как-то несолидно, да и незачем вроде бы. Пришлось отправиться в туалет. Там, среди мыльных разводов и трещин, он кое-как рассмотрел свое отражение в зеркале и обомлел.

На его правом виске белым мазком лежала седая прядь. Артем несколько мгновений таращился на нее, а затем постарался оттереть пальцами. Ничего не вышло.

Санька, топчущийся рядом, цокнул языком.

–Может, это корректор? Сундук ненормальный сидит недалеко от тебя, он мог…

Артема осенило. Он вспомнил прошлый вечер, встречу в магазине, странную фразу отличника и…

–Точно!– Артем ударил по стеклу с такой силой, что оно опасно пошатнулось, чуть не вывалившись из рамы.– Сундуков! Помнишь, что он вчера сказал мне в магазине?

Санька промычал что-то невнятное. Понятное дело, нужно ему запоминать чужие бредни! К нему же это не относится!

–«Кто как обзывается, тот сам так называется»,– пояснил Артем.– Я обозвал его деда старой развалиной. А он…

–Проклял тебя?– ухмыльнулся Санька.– Да кто в такое поверит? Не будь большим детсадовцем, чем сам Сундук. Это просто корректор. Было бы из-за чего переживать!

Укоризненно покачав головой, друг вразвалочку вышел из туалета. Артем еще раз потер прядь, намочил ее, подергал – никакого эффекта.

–Ты в порядке?– В проеме двери показалось круглое испуганное личико Маши Пышкиной.

Переступить запретную границу – порог мужского туалета – она не рискнула.

–Не совсем,– буркнул Артем и указал на свой висок пальцем.– Видишь?

Маша несколько мгновений таращилась на седую прядь и не говорила ни слова. Затем шепотом поинтересовалась:

–Не оттирается?

–Ни в какую! Слушай, Маш, будь другом… принеси ножницы, а?

Пышкина с готовностью закивала и на своих толстеньких ножках бросилась прочь. Выглядело это, наверное, забавно, но у Артема пропало всякое желание смеяться.

А еще ему было страшно возвращаться в класс. Сундуков, конечно же, понял, из-за чего поднялась суматоха, и теперь наверняка злорадствовал. Сидел и ждал, когда его врага Былинкина поднимет на смех весь класс.

Враг… Все-таки называть его так было как-то чересчур. Можно подумать, это Артем забрасывал отличника сухариками или ставил на футбольные ворота! Санька вон жив-здоров, хоть и виноват не меньше него! Несправедливо!

Артем снова ударил кулаком по стене и принялся мерить шагами туалет. С двери одной из кабинок за ним наблюдала усмехающаяся карикатура на Циркуля, нарисованная алой краской. Под потолком мигала лампочка. Кажется, дождаться электрика с инструментами было в тысячу раз проще, чем Пышкину с ножницами.

Прозвенел звонок. По коридору с хохотом пронеслись девчонки. Маша как сквозь землю провалилась.

Когда Артем решил, что она отправилась на урок истории, предпочтя ему древних египтян, дверь наконец распахнулась. На пороге появилась его запыхавшаяся помощница.

–Вот!– Не переступая запретной черты, она протянула ему небольшие швейные ножницы.– Извини… что так долго. Кабинет домоводства был закрыт.

Выхватив у Маши ножницы, Артем принялся за дело. Пара щелчков – и от белой пряди не осталось и следа. С отвращением выбросив седые волосы в мусорку, Артем повернулся к Пышкиной.

–Никому не рассказывай об этом, поняла?

Маша кивнула. С яркими резинками в волосах, она напоминала попугайчика, подпрыгивающего на жердочке.

–Конечно. А если ты снова…

–Нет!– перебил ее Артем.– Никакого «снова» не будет!

Хотя он сам не очень-то в это верил. Уж больно ехидно улыбался Сундуков, когда Артем убегал из кабинета рисования.

Кое-как досидев до конца уроков, Артем бросился домой. Там, под защитой бабушки, родителей и бормочущего телевизора, было спокойно и уютно. Артем почему-то верил, что, пока улыбчивые персонажи бормочут про самый полезный йогурт и лучший яблочный сок, ничего плохого случиться не может. Это просто невозможно! Он даже посмотрел вместе с бабушкой ее любимый сериал, и впервые кривляния героев не вызвали у него отвращения.

Друзья из телевизора защищали его одной большой толпой.

Веня просто не мог пробиться сквозь этот заслон.

Однако все хорошее когда-нибудь кончается. В девять часов бабушка выключила телевизор и легла спать. Немного позже родители тоже отправились в постель. Поцеловав сына на прощание, мама пожелала ему доброй ночи и закрыла за собой дверь.

Артем остался в полном одиночестве. Некоторое время бабушка еще ворочалась на диванчике, а потом в квартире воцарилась тишина. Темнота в комнате начала оживать, наползать на Артема. В дальнем углу что-то скрипнуло. Артем подпрыгнул на кровати и посветил вокруг себя фонариком. Ничего. Но кто поручится, что из-за шторы не высунется чья-нибудь склизкая рука?