Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Засада, – помолчав, Коля решительно хлопнул себя по коленке. – Ну не помнит она нашей жизни, и ладно. Плавали, знаем, не родились же мы женатыми, в самом деле. Приглашу ее в кино! Она ведь как-то меня полюбила тогда. И сейчас полюбит.
– Нет. Долго.
– А мы торопимся?
– Сердце завоевывать нам точно некогда. Когда у времени нет сроков, как здесь, ему остаются только две формы: «сейчас» или «вечность». Вот вечности у нас нет.
Коля фыркнул и помотал головой, чем напомнил взбрыкнувшего коня. Он поднялся, стал оглядываться, прикидывая что-то в уме – озарило, что ли? Перешел дорогу, потоптался, выбирая направление. Демьян продолжал сидеть на лавочке, вальяжно развалившись и наблюдая за его метаниями. Туда-сюда, туда-сюда. Давай уже, папаша, соображай. Наконец, тот сориентировался и уверенно зашагал куда-то – пришлось догонять.
Оказалось, Коля искал хозяйственный магазин. Он остановился под невзрачной вывеской и принялся разглядывать витрину и всякую ерунду за ней: лампочки, инструменты, мотки веревок. Они зашли – дверь громко проскрипела. Внутри было мало света и много хлама; на полках лежало столько добра, и все сплошь ненужное, как в дедовском сарае. За прилавком никого не было.
– Нам нужен продавец?
Демьян осмотрелся и неуверенно покачал головой:
– Не знаю. Наверное, нет. Думаю, здесь как с тем полем – просто бери то, что тебе нужно, оно тут должно найтись.
Коля кивнул и тут же начал шарить по полкам. Вот он раздобыл три длинных одинаковых зеркальца, куски картона, пластмассовые крышечки. Он долго копался в ящиках, и, наконец, нашел горстку цветных полупрозрачных бусинок, пуговиц, бисеринок. Но это его не устроило. Коля побродил еще и нашел три пустые бутылки – зеленую, синюю, красную. Он завернул их в плотную тряпицу и разбил молотком на мелкие кусочки: отлично, сойдет.
Вооружившись ножницами и клеем, он стал мастерить. Сложил треугольничком зеркала отражениями внутрь, склеил так, что вышла труба. Сделал из картонки еще одну трубку, круглую, вставил треугольную в нее. С одного конца закрепил прозрачное стеклышко, насыпал туда бусины и цветные осколки, сверху закрыл круглым же куском полупрозрачной пластмасски. С другого конца калейдоскопа он вклеил плотный кружок картона, проделав в нем отверстие – чтобы смотреть.
– Готово! – провозгласил Коля, показывая Демьяну свою работу. Да у этого парня талант лепить страшненькие калейдоскопы – такой же неаккуратный, как и тот, что в серванте. Обнять и плакать. Ну что ж, с другой стороны, это может сработать.
Они вышли из магазина и снова отправились к автомату с газировкой. Вариантов не было: Лида могла прийти только туда, на ту полную людей и машин площадь. Коля держал калейдоскоп перед собой, как будто тот был хрупким новорожденным. Отчасти так и было – вместе с ним родилась слабенькая надежда на то, что Лида его вспомнит.
Демьян почувствовал, что воздух вокруг как будто нагрелся и уплотнился, стал тяжелее проходить в легкие – плохой знак. Скоро придет пора уезжать, с Лидой или без.
Но на этот раз долго ждать не пришлось, девушка появилась практически сразу.
– Что ты тут делаешь опять? – сказала она сердито, как будто этот автомат был ее личным пространством. Впрочем, таковым был весь этот мир.
– Не сердись, – Коля на сей раз держался на расстоянии, – я тебе вот что смастерил. Посмотри.
Он протянул ей калейдоскоп. Она осторожно взяла его в руки, подняла на свет и заглянула внутрь: когда она вертела трубку, стекляшки внутри задорно побрякивали. Лида сперва заулыбалась, а потом и вовсе рассмеялась – простила, пожалуй. Давай, барышня, вспоминай.
– Да, это и правда забавно. Такие узоры, и как будто весь день разукрашивают. Ты это сам сделал, Коля?
– Сам… Лида, а ты ничего не вспомнила? Про меня, про нашу жизнь?
Девушка отняла калейдоскоп от лица и внимательно посмотрела на Колю. Она не вспомнила, хотя именно в этот миг, кажется, очень пыталась.
– Пойдешь со мной на поезд? – сделал отчаянную попытку Коля, – Я, конечно, не настаиваю, но мне бы этого очень хотелось.
Лида улыбнулась – тихо и снисходительно. Так готовятся отказать в лакомстве капризному ребенку.
– Я не хочу отсюда никуда уезжать. Спасибо за подарок. Я не знаю, куда ты меня зовешь, но мне туда не нужно. Береги себя, Коля. И не надо мне больше ничего приносить.
И она снова ушла, хотя и оставила калейдоскоп себе. Она шагала так плавно, словно плыла по воздуху, – что ж, в этом мире все возможно. Демьяну показалось, что она вот-вот растворится дымкой и канет в небытие, но она просто свернула за угол.
На Колю было жалко смотреть. На него как будто вылили ведро грязной болотной воды, только вот мокрым он не был. Зато все чувствовал.
– Остается только связать и затащить силой, – беспомощно развел он руками и сел на ступеньку то ли музея, то ли театра. Рядом по дороге проезжали машины, всё ехали, ехали, ехали… И куда только в этом мире можно торопиться? Это у них есть лишь «сейчас», у всех остальных-то «вечность»…
Демьян сел рядом с Колей. Нахмурился, отбил пальцами какой-то ритм по безразличному граниту. Должно быть что-то еще. Должно быть.
– Все не то, – сказал он, – чертополох твой, калейдоскоп этот, на коленке слепленный, – это не работает. Вспоминай другое. Сильное, яркое.
Коля вздохнул и в задумчивости пощипал себя за ухо. Другое…
– Ладно, отбросим все эти ваши сахарные облачка, на которых вы сидели, ножки свесив. Вспоминай плохое. Расставались, кто-то умер, кто-то кому-то изменил, наврал, предал. Не бывает так, чтобы шестьдесят лет прожить и хоть раз в кювет не съехать.
– Ну… было, конечно. Но это ведь плохое. Совсем же плохое. Дурная память. Этим не вернешь.
– Говори.
Коля снова пощипал себя за ухо, уставившись в одну точку. Пошевелил губами, как будто беззвучно считал проезжающие мимо машины. Наконец, заговорил:
– Лида ребенка потеряла. Мы оба потеряли. Она выкинула, пару месяцев не доносив.
Демьян оживился – это уже что-то! А то всё про цветочки. Вот где она, жизнь.
Коля продолжал:
– Говорят, горе объединяет. Может, у кого-то и так. А мы вот разбрелись по углам горевать, у каждого как бы своя беда вышла. Развелись. Несколько лет ни звонка, ни строчки.
– Так. И как вы помирились?
– Да случайность – меня машина сбила. Сильно так расшибла, всего переломала, непонятно, как я сразу не помер. Собирали меня тогда по кусочкам. А когда в больнице лежал – ни сесть, ни встать, – она вдруг в палату