Гуань Хэмэн и Су Сяоюн приехали с пустыми руками, подарок же Фан Добина был гораздо более обывательским: десять тысяч лянов серебра, двадцать кувшинов виноградного вина, десять отрезов парчи и шёлка разных цветов, сотня сортов цветов и трав. Всё это были дары от главы клана Фан, Фан Эръю, которые Фан Добин от его лица должен будет вручить Сяо Цзыцзиню пятнадцатого числа восьмого лунного месяца.

Лу Ю (1125–1210) — китайский государственный деятель, поэт. “Шпилька с фениксом” — его стихи, посвященные первой жене, с которой его вынудила развестись мать. Текст стихотворения в переводе Стручалиной Г.В.:

Тянутся нежные руки — с чашей, вино предлагая.

Плакучая тянется ива — за стены, весну привечая.

Восточный и яростный ветер унёс чувства хрупкие вдаль.

Разлучены мы навеки. В чаше вина — печаль.

Жаль! Жаль! Жаль!

Снова весна, как прежде… Но жизнь без любви увяла.

Следы от румян на одежде, влажно от слёз покрывало.

В беседке у озера пусто, осыпался персиков цвет.

Той, с кем клялись в нежных чувствах,

На шёлке послать ли привет?

Нет! Нет! Нет!

Но если Фан Добин был вульгарным, то Ли Ляньхуа — скупым, его подарком была… коробка свадебных сладостей. Фан Добин онемел от изумления.

— Может, пусть тогда та сотня сортов цветов и трав будет от тебя? — предложил он.

Остальные смотрели на коробку свадебных сладостей или с презрением, или с недоумением, однако Ли Ляньхуа упёрся и настаивал, что это и будет его подарок молодожёнам. Все нахмурились и подумали про себя, что он совсем не разбирается в жизни: разве не стыдно дарить таким людям, как Сяо Цзыцзинь и Цяо Ваньмянь, всего лишь коробку сладостей, которая и свяки медных монет не стоит? Ли Ляньхуа похлопал по коробке и бережно завернул её, словно какое-то сокровище; Фан Добин начал тихо закипать: выходит, это и есть его “большой подарок”? Однако Ли-цветочек тот ещё мелочный скряга, потратить пять медяков на коробку сладостей для него и правда “большой подарок”.

Глава 43. Слеза Гуаньинь

Пятнадцатого числа восьмого лунного месяца погода была ясная и приятная, под вечер небо расцветил пурпурным волнующий и прекрасный закат.

В Павильоне дикой зари, что на пике Сяоцин в Бяньчжоу, царило оживление — встречали и приветствовали гостей. Над воротами висели красные фонарики, во дворе всё было разукрашено гирляндами и огнями. Для пира поставили рядами десять столов, занявших всё пространство и ломившихся от всевозможных вин и кушаний — здесь были все виды мяса и рыбы, свежие фрукты и овощи, холодные закуски. Половина гостей уже заняла места, большинство улыбались, складывая друг перед другом руки в жесте приветствия, вокруг не смолкало “рады знакомству” и “поздравляю”.

Сидя перед желтоватым и тусклым бронзовым зеркалом, Цяо Ваньмянь прихорашивалась — не спеша подвела брови, тронула цветом губы. В зеркале отражалось то же лицо, что и в прошлом, даже накрашенное, оно не казалось ярче, чем раньше. Но лишь лицо осталось прежним, а сама она… выходит замуж за Сяо Цзыцзиня… Десять лет назад даже в самых безумных снах она и представить не могла, что выйдет за него.

Любит ли она Цзыцзиня? Она спрашивала себя так много раз, десять лет назад, восемь лет назад, шесть лет назад, четыре года назад… вплоть до вчерашнего вечера — любит ли Цзыцзиня? Прошлой ночью ей приснилось, как он проливал кровь за неё, совершал подвиги ради неё, но никогда она не видела, чтобы он плакал вместе с ней. Проснувшись, она постепенно вспомнила — и правда, она видела, как он проливал свою кровь, но никогда — слёзы, этот мужчина не щадил жизни, чтобы стать столпом, подпирающим для неё небо, а прочее… всегда умалчивал и не позволял ей увидеть.

Он так не похож на Сянъи. Любила ли она Сянъи? Любила, всегда любила… Сянъи был упрям, его непревзойдённое боевое искусство, выдающийся ум и блестящие успехи позволяли ему не признавать никого и ничего. Ему нравилось командовать, он был в этом хорош… Удивительно, но все подчинялись и никогда не злились на него…. Ей он тоже командовал — говорил, куда идти, что делать, где ждать его… Всегда, всегда слушала она указы Сянъи, верила ему, ждала его, вечно ждала, пока однажды не дождалась… Но Цзыцзинь не такой, Цзыцзинь никогда не указывал, что ей следует делать…

Стоит ей сказать лишь слово, и он бы умер за неё…

Цяо Ваньмянь слегка приподняла уголки губ — улыбка вышла несколько скорбной. Конечно, она не хотела, чтобы Цзыцзинь умер ради неё, она никому не желала смерти и ненавидела тех, кто шёл на погибель, легкомысленно отринув всё… Любит ли она Цзыцзиня? Любит, она потратила десять лет, но сегодняшней свадьбе правда очень рада.

Снаружи гости проходили и рассаживались, она тоже изучала боевые искусства, потому слышала голоса. Большинство подарков были очень ценными. Цяо Ваньмянь слегка усмехнулась, старательно накрашиваясь — хотя эти несколько лет Цзыцзинь был сдержан, но сейчас наверняка рад, ведь он обожает веселье и показную пышность.

— Цяо-цзецзе? — постучал кто-то в дверь. — Это Сяоюн.

— Входи, — сказала Цяо Ваньмянь.

Су Сяоюн зашла в комнату и ахнула.

— Цяо-цзецзе сегодня ещё прекраснее, чем обычно!

— Девочка, ты мне льстишь, — прыснула Цяо Ваньмянь.

— Цяо-цзецзе и есть самая знаменитая красавица цзянху! — воскликнула Су Сяоюн. — Какая же это лесть?

Цяо Ваньмянь слегка усмехнулась.

— Знаменитая — это правда, красавица — вряд ли. И не знаю, к добру ли такая слава.

Су Сяоюн взяла со стола гребень и осторожно уложила её волосы в тугой узел.

— Даже не представляю, сколькие вам завидуют.

Цяо Ваньмянь прикрыла глаза, а потом снова открыла и улыбнулась.

— Ты просто не видела “Тревожную красавицу” барышню Цзяо, вот она действительно прекрасна.

— Зачем мне смотреть на эту ведьму? — поджала губы Су Сяоюн. — Я слышала, её банда учиняет беспорядки, грабит и насилует, и чего только не творит, она точно плохой человек.

Цяо Ваньмянь это позабавило, она хотела ещё что-то сказать, но к дверям как раз прибыл свадебный паланкин. Су Сяоюн закрепила на её волосах фениксовую корону, расправила платье и помогла ей забраться внутрь.

Паланкин под весёлые крики носильщиков медленно продвигался к среднему двору, где проходил свадебный пир, а зал для проведения церемонии находился как раз за ним. От покоев Цяо Ваньмянь до большого зала проходила галерея не больше нескольких сотен шагов. Под радостные возгласы гости расселись по местам, на миг голоса притихли и со всех сторон слышалась только весёлая музыка. Паланкин едва слышно