моряки будут в безопасности в любую погоду. Готов поставить на кон что угодно, даже свою жизнь.

– Прокладываете путь к обеим Индиям, да? – спросил священник, снова обращаясь к Колону, и тот кивнул в ответ. – Но плывете вы на запад?

– Так и есть. Мы хотим найти более короткий путь.

– Но, друг мой несведущий, мир плоский, – провозгласил священник. – Это диск, и ничего более. В конце вашего путешествия вы просто свалитесь в бездну. – Он подался вперед и понизил голос, словно не желал делиться ни с кем другим некоей великой тайной. – Там обитают драконы, – прошептал он, – и они вас проглотят заживо.

– Эти мифы опровергнуты, – рассмеялся Колон, качая головой. – Мир не диск и не плоская поверхность. Атлас не держит мир на плечах, и черепаха его не подпирает. Послушайте, преподобный отец, когда вы наблюдаете за кораблем, что плывет куда-то далеко, вы видите, как, приближаясь к горизонту, он постепенно исчезает, верно? Потому что Земля сферическая.

– Если вы в это верите, значит, вы дурак и еретик, – объявил, как отрезал, отец Родригес.

– Может, я и глуп, – ответил Колон, лицо его помрачнело. – Но на месте священника я бы не стал называть кого-либо еретиком в нынешние темные времена. Подобными словами можно довести невинную душу до пламенеющего костра.

Всплеснув руками, священник повернулся ко мне в надежде, что я перейду на его сторону, хотя на самом деле у меня не было никаких твердых убеждений касательно предмета их спора. Естественно, я вырос с верой в то, что мир плоский, но с недавних пор начал сомневаться, так ли обстоят дела на самом деле. И то, что сказал Колон, мне казалось довольно разумным.

– Ну а вы? – спросил священник. – Тоже отправитесь в эту поездку?

– Нет, – ответил я. – Остаюсь здесь и продолжаю работать. Из Уэльвы отчаливает много больше кораблей, чем имеется в распоряжении сеньора Колона, и всем им нужны паруса.

– Хорошо. Тогда вы не свалитесь с кромки мира.

– У меня такое чувство, что я уже свалился. И даже не раз. Но не теперь, нет. И уж точно не свалился бы с «Ниньи», «Пинты» или «Санта-Марии».

Разговор наш прервал посыльный, шепнув что-то на ухо Колону. Торопливо кивнув, мореплаватель поставил свой бокал на стол.

– Их величества в парадном зале и зовут меня, – бросил он через плечо и зашагал прочь, но вдруг передумал и оглянулся: – Мастер Парусник, а вы не откажетесь познакомиться с ними?

– С королем и королевой? – вытаращил я глаза. – Почел бы за честь. Меня пустят на аудиенцию?

– Разумеется. Король Фердинанд особо интересуется украшениями на кораблях. Идемте со мной, – сказал Колон. – Он будет рад познакомиться с вами.

Я попрощался со священником, который, кажется, обиделся, не получив приглашения присоединиться к нам. И когда мы подошли к высоченным позолоченным дверям, я услышал, как он крикнул нам вслед:

– Мир плоский, помяните мое слово! А вы свалитесь вниз, и вас сожрут драконы! Обещаю!

Ватикан

1512 г. от Р. Х.

Незадолго до того, как распахнулись массивные двери, мой патрон положил руку на мое плечо и посмотрел мне прямо в глаза. А я смотрел на его бледное лицо с впалыми щеками и морщинистой кожей, помеченной засохшими крупицами краски и штукатурки, и пытался понять, как человек, пусть и столь увлеченный своим делом, не валится с ног, работая каждый день с утра до вечера.

– Запомни, – шептал он. – Ничего не говори, пока к тебе не обратятся. Не перебивай его. Не противоречь ему. В общем, ничего не делай, пока он тебя о чем-нибудь не попросит. Притворись, будто тебя не существует, словно ты лишь тень моей тени, и только.

– Слишком много условий поставлено, Мастер, может, вам лучше пойти туда одному, – предложил я. – В конце концов, меня не приглашали, и он никогда меня в глаза не видел. Ему может не понравиться незнакомец, бесцеремонный настолько, чтобы явиться без разрешения.

– Может, и не понравится, – усмехнулся мой патрон. – Но на такие встречи я предпочитаю брать с собой кого-нибудь. Хорошо, когда у беседы есть свидетель, иначе… как бы получше выразиться… иначе могут забыть, о чем беседовали, либо вспомнят, но с некоторыми неточностями.

Я кивнул и постарался держать себя в руках, когда четверо солдат из новой Швейцарской гвардии, созданной Папой Римским несколькими годами ранее, отошли от дверей и мы шагнули в приемную. Я ожидал увидеть толпу священников и епископов, созванных на правах свиты, но нет, к моему удивлению, встречали нас только двое – сам Святой отец Папа Юлий II и пригожий молодой священник, стоявший за креслом Его Святейшества в ожидании указаний.

Микеланджело и я низко поклонились, далее художник, подойдя к Папе, опустился на колени перед ним и поцеловал кольцо рыбака[121] на его правой руке. Я последовал его примеру, и старик возложил ладони на мою макушку, бормоча что-то невнятное. Наверное, благословение, предположил я и прошел в угол зала с твердым намерением следовать наставлениям великого умельца, что привел меня сюда, а также помалкивать, пока ко мне не обратятся.

– Друг мой, – сказал Папа, обращаясь к Микеланджело, однако дружелюбия в его голосе не прозвучало. – Мы довольны вами, и мы недовольны вами. Двойственные чувства порождают разлад в наших мыслях.

– Умоляю, Святой отец. – Вытянув руки в стороны, Микеланджело нагнулся еще ниже в знак повиновения. – Чем я расстроил вас? Позвольте мне исправить мой промах, прежде чем я умру от горя.

– Вчера мы посетили капеллу, – сообщил Папа, – где разглядывали живопись на стенах и потолках. Она очень хороша, вы доставили нам большое удовольствие.

– Спасибо, Святой отец.

– С нашего предыдущего визита минул почти год, и вы, бесспорно, сделали очень много за это время.

– С Божьей помощью, да.

– И ведь вы целыми днями лежали на спине. Это наверняка было нелегко. Шлюхи в той же позе работают, разве нет?

Он хрипло хохотнул, и я поднял брови в удивлении, поскольку совсем не ожидал, что человек, сподобившийся благодати Святого Духа, изъясняется столь земными словами.

– В действительности, Святой отец, я работал стоя. Впрочем, да, бывали случаи, когда мою шею терзала злосчастная боль.

Микеланджело слегка повращал головой, дабы его телесное повреждение стало заметнее, но Его Святейшество отмахнулся от жалоб художника, словно страдания простого смертного ничего для него не значили.

– Мы все страдаем, – нараспев произнес Папа. – Но мы получим свое в надлежащий срок, когда в царстве Отца нашего нам вручат награду непреходящую. И чем больше боли претерпеваем мы в этом мире, тем большее вознаграждение ожидает нас в мире ином.