Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только выходим из гавани, Фенн глушит двигатель. Блаженство, блаженство слышать его последний пых – и шелест морской воды о корпус; снова тихонько идти вместе под парусом, хоть и как угодно медленно. Может, геную и прямо сейчас поставим, пускай и докука это – перебрасывать с борта на борт, стоит только сменить галс. Сьюзен рассеянно пожимает плечами. Мы скидываем мокасины и сменяем друг дружку у штурвала, чтобы оба намазались солнцезащитным лосьоном.
Как там Баб сегодня утром?
Сью улыбается. Говорит, мы хорошо должны парусить, а мне следует тебя как следует приголубить.
Так и приголубь.
Она голубит – быстрым легким объятьем, и продолжает мазать себе ноги лосьоном, очевидно, все мысли у нее о другом.
Кармен?
Стрёмно, Фенн. Ма ждала моего звонка. Она совершенно точно знала, что я позвоню.
Это не стрёмно; это по-еврейски.
Сью качает головой. Она даже от телефона всех отгоняла, чтобы мне занято не было.
А это не по-еврейски, соглашается Фенн. Это по-цыгански. Что нового после десяти часов вчерашнего вечера?
Все скверно, Фенн. У Мимс на обратном пути, когда она Бабулю отвезла, случился приход. Она подъехала к стоявшей полицейской машине на Фоллз-роуд у «Ключей накрест» и давай им задвигать всякую ахинею о правах незачатых. Они ее собрались уже оформить, но в трубочку она подышала успешно, поэтому Думитру и Иствуду Хо пришлось ехать выручать и ее, и машину.
Ничего себе.
Бить ее Иствуд не стал, но когда все они вернулись в бар, там свое читали какие-то поэты-студенты, свободным стихом, и Ма думает, это-то все и решило: он как бы слетел с катушек. Умище его утихомирил, пока Ма успокаивала Мимси, но он всему экипажу объявил, что нашел себе работу в Колледже штата Пенсильвания, не спрашивай, чем именно заниматься. Может, петь люк-баты «Ниттанийским львам»[173].
Мама дорогая.
Уезжает он через две недели и забирает Эдгара с собой. Ма считает, что он там себе нашел пейзану, хотя, возможно, он просто старается удрать из Феллз-Пойнта. Никто ни в чем его не винит, и Мими – меньше прочих. Думай-Трюк говорит, что у Иствуда Хо в Балтиморе все равно неприятности – с легавыми, или с рэкетом, или с Компанией, или еще с кем-то, и ему нужно бы пошевеливаться. Не знаю. Очевидно, все они что-то утаивали из-за нас, пока мы не уедем. Мимси очень поплохело.
Нам вернуться? Фенн опасается, что надо, надеется, что не потребуется, ложится на следующий короткий галс. «Поки» продвигается, но не впечатляюще.
Я сказала: Да, говорит Сьюзен. Ма сказала: Нет. Дескать, лучше, если Мимс сначала с этим справится, а потом мы заберем ее на «Ферму Ки» на какое-то время, как только обустроимся.
Фенн думает: До свиданья, лето, – но ничего не говорит.
Сью забрасывает лосьон в каюту. А у Ма прошлой ночью состоялся еще один крупный визит Манфреда, пока мы с тобой были заняты сплавом вперед на плоту памяти.
Ой-ой-ой. Мы ж думали, что Граф пообещал в гости больше не заходить.
Ага, ну, в общем. То был сон совершенно точно, не как в другие разы. Оказалось, Манфред и впрямь утонул – но не с «Поки». Он все это сам так устроил, чтобы люди подумали, будто он свинтил, как Пейсли, а сам между тем улизнул из страны спасти Гаса от Генерала Пиночета[174] точно так же, как спасал Мимс от Шаха Ирана.
Ой-ё-ё-ё-ёй. Ну и зуб же у меня на моего брата.
Без тени улыбки Сьюзен продолжает: Мало того, он его и спас. Легенда у него была до того хороша, что он проник не только в Чили, но и добрался до самого Пунта-Аренаса на Магеллановом проливе, что на самом дне этого сраного мира. Там, посреди Магелланова пролива, располагается тюремный остров – Доусон, и вот там-то и держали Мандангаса. Манфред туда как-то пробрался, и им с Гасом как-то удалось бежать, но сардинный сейнер из Порвенира, который должен был доставить их обратно в Пунта-Аренас, наткнулся на чилийский патрульный катер – то была ночь Десятого июля Тыщадевятьсот семьдесят девятого, здесь у нас лето, а у них там зима, – и, пытаясь стряхнуть с хвоста патрульный катер, они налетели на скалу, и сейнер затонул. Рыбак выплыл: его зовут Алехандро Гутманн, он чилиец немецкого происхождения, и на борту у него был один-единственный спасательный жилет. Его поймали, и теперь он уже навсегда в тюрьме острова Доусон. Патрульный катер назывался «Эсмеральда»[175]. Гас и Манфред погибли от переохлаждения, Гас – первый, потому что ослаб в тюрьме.
Господи, Сьюз. Ложимся на другой галс. На сей раз твоя мать пошла сикось-накось по-настоящему.
Сьюзен отвечает чуть ли не сердито: Все в порядке! Ненавижу рационализм! Фенн прикусывает язык. Ма говорит, у них все хорошо, продолжает Сью. В конце они были счастливы снова встретиться и быть вместе, а переохлаждение – это не больно.
Фенвик придерживает штурвал ягодицами и брасопит геную по правому борту перед новым галсом. А отчего же Граф рассказал ей всю эту историю только сейчас?
Сью отыскивает наши темные очки. Люди не всегда всё выкладывают с порога.
Ну, это верно.
Иногда им приходится ждать, пока не подготовятся – или пока не подготовится собеседник.
Ладно.
Рассуждать они могут неверно, только рассуждать им больше не о чем. В общем, у Ма сомнения насчет Думитру, не оказался ли у нее на руках еще один недотепа, вроде Мим, Иствуда и Си. Помнишь тот базар про Кеннеди-ЦРУ-ФБР, который он завел за ужином, когда она его оборвала. Манфред ей велел не беспокоиться: и Леонард Бёрнстайн[176], и множество других разумных людей согласны с Думитру, подозревая в убийстве Кеннеди след ЦРУ-мафии-антикастровских-сил, и на Думитру, вероятно, действительно нажимали люди из Управления или Бюро, как он утверждает, но теперь никакая особенная опасность ему не грозит, и ей следует ему об этом так и сообщить, чтоб он уже прекратил волноваться. К тому же это по-настоящему последний раз, когда она получает от него весточку, но они с Мандангасом ее ждут, и настанет такой день, когда все они будут вместе, хотя покамест никакой спешки нет, они потерпят, пусть она сперва насладится своей жизнью с Думай-Трюком.
Сьюзен.
Я еще не закончила. Потом вышел Гас.
Вышел?
У Ма сон был – как такой телевизионный диспут. Вышел Гас и давай подначивать