– И что из этого следует? – спросил я в наступившей тишине. – Не надо звонить? Нам, трем солидным, с положением, мужикам не следует звонить некой девчонке в полночь, чтобы выведать: не стояла ли она со свечкой, когда ее покойная подружка была со своим дружком?

– Опять ты не понял! – в сердцах воскликнул Слава. – Звонить! Обязательно, прямо сейчас! Но – не нам.

– А кому? – оторопело спросил я. – Володя не может, нам нельзя. Но время, время… Этот фактор разве нас не подводит?

И тут в кабинет вошла Лара, неся поднос с дымящимися чашками чая.

– А вот – чем не фактор! – сказал Слава, указав на нее. – Без привода и повестки… Только между нами, женщинами. Я правильно говорю? – подмигнул он мне.

В этом что-то было. Лара умела быть проникновенной. Уж это я знал по себе.

Она удивленно посмотрела на собравшихся. Пожала плечами и стала раздавать чашки и блюдца с баранками.

– Все замечательно! – сказал Слава. – Только одна маленькая просьба! Ларочка, не в службу, а в дружбу. Нам нужно позвонить одной девушке женским голосом. А то вдруг муж подойдет.

Мы рассмеялись.

– Да ну вас, – отмахнулась она, собираясь выйти.

– Это он так шутит, – сказал Костя, продолжая улыбаться. – Хотя все на самом деле очень серьезно. Вы же слышали о гибели журналистки Жени Клейменовой?

– Да, – сказала она, – и не вижу здесь ничего смешного.

– Так оно и есть, – согласился Костя. – Но вот приходится… Словом, к вам есть одна просьба. Скорее, поручение. Не могли бы вы сейчас позвонить ее подружке. Время позднее, я понимаю. Но сейчас мы что-то нащупываем, что называется, по горячим следам. Завтра уже будет не то. Ну не мне вам объяснять, помощнице Александра Борисовича!

– А что я должна у нее спросить? – Лара посмотрела на меня.

– Мы хотим выяснить, был ли у нее близкий, очень близкий друг? Понимаешь?

– Понимаю, – кивнула она. – С которым она спала, хотите сказать?

Я отвел глаза. Чего доброго, начнет намекать. Это было уже лишнее. Итак все напряглись, глядя на нас. Хуже нет мешать одно с другим, пиво с водкой, а работу с интимными отношениями.

– Ну ты поняла меня, – кивнул я, взяв чашку в руки. И почему-то вспомнил о Светлане. Та бы лишних вопросов не задавала. И никаких намеков.

– Давайте номер, позвоню, – сказала Лара со вздохом. – Как прикажете, Александр Борисович.

Без этого она не может. Впрочем, раньше такой не была. Все меняется со временем. К сожалению, не всегда к лучшему.

Она набрала номер, повернувшись к нам спиной.

– Извините, это Алена? – спросила она негромким голосом. – Я никого не разбудила? Да, я понимаю, такая утрата… Простите, что сразу не представилась. Словом, мы тут тоже не спим. Мы – это Генпрокуратура. Да, да… Я секретарь следователя, ведущего это дело. Ну что делать. У нас к вам только один вопрос. Вы, кажется, хорошо знали Женю. Так нам сказали ее товарищи. Да, именно так… Мы просчитываем разные версии случившегося. Их много. Хотелось бы отбросить лишние, чтобы к ним не возвращаться. Вы понимаете? Так вот, как вы думаете, не могли бы ее убить из ревности? Ну был ли у нее парень или мужчина, с кем ее связывали… Да, я понимаю. Ну что вы. Значит, и быть не могло? Вы это точно знаете? А могло быть так, что она от вас это скрывала? Исключено? Ну спасибо. Еще раз извините. Спокойной ночи. Постарайтесь уснуть.

И положила трубку.

– Замечательно! – сказал я. – Я бы так не смог.

– Вот так надо разговаривать! – поддакнул Слава. – Учись!

– Она бы знала, говорит… – сказала наконец Лара. – Даже если бы Женя не призналась. Они жили с ней душа в душу. Делились всеми невзгодами, включая сердечные.

– Но Женя могла и скрыть, что знакома с наемным убийцей, если бы за него боялась, – помолчав, сказал Костя, обращаясь к Ларе.

– Не думаю, – ответила Лара. – У меня тоже есть очень близкая подруга, которая просто читает мои мысли и в курсе всех моих переживаний. Вам этого не понять.

Мы примолкли. Все по-прежнему очень зыбко и эфемерно. Кто что думает, кому как кажется или чудится. Факты нужны, факты! А их маловато.

И вот тут позвонил молчавший до этого телефон.

Я поднял трубку.

– Вячеслав Иванович? – послышалось в трубке.

– Это тебя… – сказал я Славе. – Только со всеми подробностями, ты понял?

Слава слушал, темнея лицом, кивая и сдержанно поддакивая. Потом сел и откашлялся.

– Он бывал у нее, – сказал он. – Там нашли его пальцы. Один к одному, как на той бутылке кока-колы. Так что накликали, можно сказать. – И от души выругался. Смутился и попросил прощения у Лары.

Павел не знал, куда вести автобус. Проехав немного по узкой дороге, вплоть до развилки, он обернулся к пассажирам.

– Дальше куда?

Они по– своему заговорили, заспорили, ему показалось странным, что они не знают толком, куда ехать. Но он тем более не знал. И потому поехал туда, куда в конце концов они показали.

Они проехали около двух километров в пыльном зное, когда их снова остановили люди с автоматами и зелеными повязками на лбу.

Второго такого же представления мне уже не выдержать, устало подумал он. Я не Рэмбо. Я сдамся, и будь что будет. Похоже, расстреляют.

Он вылез из кабины, и тут же попал в гущу горячего спора. Похоже, старухи не хотели его отдавать. Другое дело – молодежь. Буквально осатанели, хватая за рукава людей с зелеными повязками. Но вот одна старуха, яростно крича, растолкала их всех и привела к Павлу бородатого мужика средних лет в чалме.

– Это мой сын! – сказала она. – Он здесь главный. Ты спас меня, мою сестру, племянницу от этих бандитов.

Молодежь снова заспорила, замахала руками.

Сын старухи поднял обе руки вверх, как бы сдаваясь, и все замолчали.

– Ты спас мою мать, – сказал он. – Ты спас ее сестру и племянницу от бандитов! От них больше вреда, чем от русских. Они – позор чеченского народа! Поэтому, – сказал он после того, как все замолчали, – я готов тебя отпустить назад в Россию, если обещаешь, что не будешь воевать против нас.

– Я не имею права, – сказал Павел, страдая от жары и чувствуя, как саднят раны от налетевших мух, которых он не мог достать рукой. – Я выполняю свой долг. Как вы выполняете свой.

Молодежь снова загалдела, требуя расстрела русского. Но мать главаря снова вступилась за своего спасителя. И снова стала что-то по-своему доказывать сыну.

– Ты настоящий воин! – сказал тот. – Ты ответил как мужчина. И я отпускаю тебя без всяких условий, хотя знаю, сколько чеченских воинов ты сможешь убить. Но ты это сделаешь, я верю, в честной схватке. Ты не будешь позорно сбрасывать бомбы на деревни, которые мы здесь защищаем. Не будешь сжигать и грабить наши дома…