Она с такой силой стала толкать и тормошить отчима, что тот поневоле двинулся, увлекая за собой Софрона в сторону железнодорожной будки, где в это время дежурила ее мать. Так, схватив друг друга, они тесной группкой и подошли к будке.

Судя по всему, отчим побаивался своей супруги, высокой ростом, крупной женщины, так как конфликт та устранила очень быстро: разогнала их по домам.

Почему отчим закатил скандал, Софрон не понял, отступаться от своей подруги не хотел, но так получилось, что это событие совпало с другим, и судьба его была решена. Свистун предложил Софрону и Рыжему ехать дальше, за Нижнеудинск. Они согласились, уволились с работы и уехали. Это было время, когда Софрон выше всего ценил привязанность и верность друзей.

Так закончились его встречи с Лизочкой. Больше он ее никогда не видел. А жаль! Смелая и красивая была девушка.

* * *

Софрон спешил в город, удрал с работы, точнее говоря, просто не пошел. Получив телогрейку, ватные брюки, валенки и тридцать рублей аванса, он в тот же день сел на первый попавшийся лесовоз, доехал до главной базы леспромхоза, а оттуда на попутках рванул дальше.

К вечеру он добрался до Нижнеудинска. Где искать своих корешей, он не представлял, поэтому решил сначала обойти те места, в которых они обычно устраивались на ночлег, если не удавалось найти ничего лучше.

– Железнодорожный-то закрывают на ночь, вот… – выругался он, уже приехав на вокзал.

Съездил в аэропорт. Нет и там!.. Помчался на автовокзал. Тоже нет. Пошел на рынок… Пусто… Поехал обратно на автовокзал…

– Софрон, падла!.. Ты откуда? Ха-ха! – услышал он, как только сунулся в дверь. – Рыжий, иди сюда!.. Смотри – кто пришмолял!..

По углам просторного помещения автовокзала уже сбились группками, по четыре-пять человек, своей братвы. Здесь были старые и новые кореши, из числа только что завязанных знакомств где-нибудь на базаре или на улице. Своих узнают сразу, издалека…

В компании Свистуна было двое новеньких, но, по всему видно, уже тертых парня. Доедали кругляк колбасы, все были навеселе…

«Поддали, – решил Софрон. – На что только…»

Он рассказал, как доехал до леспромхоза, устроился, получил аванс и вот – здесь… Оказалось, деньги у них есть. Днем на базаре они по дешевке толкнули пиджачок Рыжего – и чуть не погорели. Кто-то буквально тут же накапал, и их взяла милиция. Но улик никаких. И действительно, не за что. Рыжий показал под пальто одну рубашку, клялся, что пиджачок его. Поверили, отпустили, но предупредили, чтобы быстрее устраивались на работу или выметались из города.

Свистун достал колоду карт и предложил:

– Ну что, ханурики, побурим?

Охотники нашлись тут же. В них никогда не бывает нехватки в таких ночлежках.

Софрон играл в буру неважно, поэтому Свистун оттеснил его.

– Нечего деньги просаживать! У нас их и так нет! Смотри!..

Это был их условный знак. Смотри за новенькими и вокруг, чтобы милиция не застукала. Свистун играл спокойно, уверенно, изредка посвистывая – привычка втягивать воздух между фиксами, из-за которой он и получил кличку. Его налитые кровью глаза выдавали закоренелого чифириста.

Рыжий, тоже как и Софрон, игрок был неважный, поэтому во всем полагался на Свистуна и числился у того на подхвате. Часто, когда приходилось самому принимать решение, нервничал, не зная, с какой карты ходить, и если делал проброс, то ему доставалось от Свистуна. Особенно когда бывали в проигрыше. Тут уж Рыжий всегда оказывался виноватым, и ему доставался полновесный набор мата, с перебором всех его родственников и его самого.

Софрон некоторое время понаблюдал за игрой. Все вроде бы шло гладко. Свистун с Рыжим будут с прибытком, им попались корявые. Поэтому он решил завалиться спать. Он залез под скамейку, на которой сидели игроки, и притиснулся к стенке, чтобы не видела милиция, да и ненароком не стянули со спящего валенки. Валенки зимой в Сибири для таких, как они, пернатых, незаменимая деталь гардероба. Не нужно греться в магазинах или в столовках, можно весь день ходить по улице, а самое главное – в валенках тепло спать.

А то можно вообще остаться без обуви.

Несколько дней назад на одной маленькой станции, где они временно прописались, как говорил Свистун, подыскивая работу, на ночь в небольшой зал ожидания набилось полно таких же, как они. Зал – слишком громкое название для комнаты с исшарпанным донельзя деревянным полом, по которому волнами ходят бугры сучков да стоит несколько скамеек. Ночью со спящего Свистуна один кореш пытался снять ботинки. Завязалась потасовка. Кореша выбросили на улицу. И то ли от усталости или беготни целыми днями по морозу, на улице, то ли от систематического недосыпания, но очень быстро успокоились и даже не обратили внимания, когда тот вернулся в зал, чтобы не замерзнуть на улице. Утром разбрелись кто куда.

Засыпая в тепле, в укромном месте, никто не мешает, и ничего не стянут, в мягком ватнике и ватных штанах, Софрон слышал над собой голоса игроков – обычную речь картежников, с будничным серым матом, который настолько въелся в язык, что ни говорящий, ни окружающие не замечают его.

Утром Софрон уехал в леспромхоз, а Рыжий и Свистун пошли в контору пробивать себе направление туда же, как они договорились.

* * *

С работы вернулись поздно. Завтра выходной – самый отвратительный, день! Что делать, куда податься?! Братва снова будет весь день пить и играть в карты.

Работать на лесосеке и раскряжевке тяжело, а вот куда девать свободное время зимой в поселке, в котором десяток домов для семейных и одно общежитие – бревенчатый барак со сквозным коридором, покосившийся в сторону реки. Окна барака наполовину занесены снегом и со стороны он похож на подслеповатого старика, придавленного к земле годами.

В бараке темно даже днем, жара, клопы. Что только ни придумывали, чтобы спастись от них. И койки отодвигали от стенок, и ножки их ставили в банки с водой или керосином. Не помогает: прыгают на кровати с потолка. Не раз Софрон просыпался ночью от ударов по лицу падающих с потолка клопов… Простыни всегда были с красными пятнами…

После бани собрались в комнате Маркела, выпили, сели играть в карты. Софрону не везло, он бросил карты, ушел к себе в комнату.

Прошло немного времени, и в комнату ввалился Рыжий… Голова в крови, мутный, затравленный взгляд… В коридоре же грохот, топот ног…

Заскакивает Свистун и быстро накидывает крючок на дверь.

Софрон смотрит на дверь, и ему кажется, что толстенная дверь выгибается: так ее рвут и тянут снаружи… Гаснет свет во всем бараке и с всхлипом срывается дверь вместе с петлями…

«Ну, сейчас пойдут в ход поленья! – пронеслось у Софрона. – Сунуться-то в темноте они побоятся!.. Сколько их!.. Что делать?!»

Так и есть: в дверь полетели чурбаки, которые зимой всегда лежали в коридоре, чтобы по морозу не ходить за ними к далекой поленице… Раздался звон стекла – со стола полетела посуда…