горячей воды, крохотная ванная, одна-единственная древняя керосиновая плита или цена, которая, учитывая наличие в городе современных гостиниц, была достаточно высокой? Разве захотят богатые ходить на рынок и сами готовить? Нет, на это способны только такие бедные студенты и писатели, как мы. Разве что жильцы решат питаться в дорогих ресторанах – такое было вполне возможно. Мы также выяснили, что хотя вдова, знакомя нас с домом, делала широкие жесты, показывая то холодильник (который, как выяснилось, не работал), то некий электрический прибор, превращающий ледяную воду в горячую, – ничем из этих удобств мы так и не сможем воспользоваться. Оказалось также, что текущая из кранов странная на вкус вода не пригодна для питья. А ведь для первого обеда сеньора поставила на стол стеклянный кувшин с изумительной водой, и мы недоверчиво поинтересовались, действительно ли у них в городе такая вода. Хозяйка что-то уклончиво пробормотала о живительных свойствах этой воды, но через день я увидела, как она отодвигает ведро от цистерны, глубоко утопленной в кухонный пол и накрытой синей доской. Оказалось, что вода из-под крана non potable[63].

Сеньора очень трепетно относилась к чистоте в доме, чтобы он всегда был propre[64] к приему возможных гостей: нам вменялось в обязанность мыть посуду после еды, ставить ее на место, содержать в порядке ванную комнату. Она выдала нам два кухонных полотенца, которые болтались за дверью, и повесила еще несколько чистых, как приманку для les autres. Нам также передали в пользование маленькую плиту, обязав покупать для нее керосин и спички – еще одна брешь в нашем по швам трещавшем продовольственном бюджете в сорок песет. Несмотря на фанатическую заботу о propre жилища, сама сеньора мыла жирную посуду в несвежей холодной воде, которая часто была грязнее самих тарелок, и оттирала ее потрепанными комками соломы.

Наше первое утро стало кошмаром. Я проснулась рано, чувствуя, что еще не пришла в себя после долгого путешествия. Кровать была неудобной, вода из крана не текла. На цыпочках я спустилась по каменным ступеням к необычному агрегату со странными, торчащими из нее синими раструбами и проволокой; про него сеньора днем раньше, повернув выключатель, сказала, что он «набирает воду», и действительно тогда внутри этого сложного механизма послышался убедительный шум, словно он заработал. Я включила агрегат, в нем что-то вспыхнуло и задымилось, наполнив воздух едким запахом. Быстро повернув выключатель, я подбежала к комнате хозяйки и забарабанила в дверь. Никакой реакции не последовало. Я взлетела по лестнице наверх и разбудила Теда, который накануне сильно обгорел на солнце.

Сонный Тед спустился вниз в спортивных трусах и повернул выключатель. Вновь синяя вспышка, и никаких звуков. Тед проверил, есть ли в доме свет. Электричества не было. Сколько мы ни колотили в дверь хозяйки, та не отзывалась.

– Она или ушла, или умерла, – сказала я, мечтая о кофе.

Молоко еще не развозили.

– Ну, если б она ушла, то включила бы воду. Она просто не хочет вставать.

Наконец, недовольно ворча, мы вернулись и снова забрались в постель. Около девяти часов мы услышали, как хлопнула входная дверь.

– Может, она прокралась через черный ход и, сделав вид, что утром ее не было, вошла через парадную дверь. – Босиком, на цыпочках спустилась вниз, где меня весело приветствовала свежая, как роза, в белом вязаном платье сеньора с аккуратно накрашенными бровями.

– Как спалось, мадам?

Но я еще не остыла от негодования.

– Воды нет, – сообщила я без всяких приветствий. – Ни умыться, ни кофе сварить.

Она рассмеялась своим особенным грудным смехом, к которому обычно прибегала, когда что-то ломалось, словно я или водопровод были глупыми детьми. Но ничего, сейчас она все исправит. Вдова попробовала включить свет.

– Нет света, – воскликнула она ликующим голосом, словно этот факт решал проблему. – Нет во всем городе.

– И так каждое утро? – спросила я холодно.

– Pas de tout, de tout, de tout[65], – затарахтела она и вздернула брови, вероятно, уловив в моем вопросе холодную иронию. – Не стоит так волноваться, мадам.

Вдова суетливо заторопилась на кухню, подняла с цистерны синюю крышку, опустила в нее ведро на веревке и вытащила его оттуда с плещущей через край чистой водой.

– Вода у нас не переводится, – захихикала она. Вот где, оказывается, хранился запас «живительной влаги».

Я мрачно кивнула и занялась кофе, хозяйка же выбежала посмотреть, как обстоят дела с агрегатом. Я была уверена, что из-за своей природной неспособности управляться с механизмами могла что-то «взорвать» и лишить весь город электро– и водоснабжения. Но, видимо, поломка была только у нас, потому что сеньора, повозившись с агрегатом, крикнула, что водопровод работает, а нас попросила никогда не прикасаться к машине, а в случае проблем с водой обращаться непосредственно к ней. Она все устроит.

С керосиновой плитой тоже возникли проблемы. На ужин в первый день я собиралась приготовить Теду его любимую еду: стручковую фасоль с жареными сардинами, которые мы в то утро купили на рыбном рынке по восемь песет за кило и хранили в самодельном холодильнике из наполненных водой кастрюль, накрытых мокрым полотенцем. Я поставила фасоль вариться, но по прошествии двадцати минут она осталась такой же жесткой, как была вначале, и я заметила, что вода даже не закипела. Тед усомнился, что плита вообще горит, и предположил, что в доме закончился керосин. Он попробовал прибавить огонь, но результатом стало жидкое зеленое пламя и обильный дым.

– Сеньора! – позвали мы.

Вдова с кудахтаньем прибежала из гостиной, поспешно сняла с плиты кастрюльку с фасолью, вынула конфорку и горелку, и нашим взорам предстало жуткое зрелище – потрепанный, более чем на дюйм сгоревший фитиль. Мы слишком высоко его выкрутили, и, не имея подпитки в виде керосина, он тлел сам по себе. Залив керосин и вытянув уцелевшую часть фитиля, сеньора снова зажгла горелку и попробовала фасоль. Результат ее не удовлетворил, она выбежала из комнаты и, вернувшись, высыпала в кастрюльку пригоршню какого-то порошка, из-за чего вода в ней зашипела и от нее пошел пар. Я спросил у нее, что это было, но в ответ она лишь захихикала и сказала, что занимается готовкой намного дольше меня и знает кое-какие «маленькие хитрости».

«Волшебный порошок, – подумала я. – Или яд».

– Сода, – успокоил меня Тед.

Мы стали догадываться, что наша хозяйка привыкла к гораздо более роскошной жизни, чем та, которую ей приходилось вести в ее настоящем положении. Каждый вечер она отправлялась в город на поиски bonne[66] для уборки дома: та юная девушка, которая драила полы в день нашего приезда, больше не появлялась.

– Это из-за гостиниц, – объясняла вдова. – Они всех служанок переманивают большим жалованьем. Если у вас есть женщина для уборки, сдувайте