Через несколько минут беседа возобновилась, и Стендер наконец признался, что заключил с Кинго договор: Стендер должен был вмешаться, чтобы полиция не смогла арестовать Бовина. Кинго пообещал устроить так, чтобы Дэвид Бовин умер в кошмарных муках; у него были связи, он мог это сделать. Эдакая дружеская услуга. Кристиан Стендер напрочь отказывался поверить в то, что Кинго причастен к гибели его дочери, называл Кинго своим духовным братом, а Анетте обзывал портовой шлюхой. В конце концов Анетте перенесла окончание допроса на утро. Ее мера восприятия человеческой испорченности на сегодня была переполнена.

После того как водолазы убрали тело Эрика Кинго, Йеппе наконец оторвался от озера и отправился в управление к Анетте. Они сели и стали обсуждать все детали дела. Обсасывали каждую мелочь, пока глаза не перестали видеть от усталости. Этим вечером они больше ничего не могли сделать.

В машине было тихо. Йеппе прислонился головой к стеклу, и Анетте не могла понять, спит он или нет. У своего дома Йеппе вышел и пошел по садовой дорожке, даже не попрощавшись. Анетте тоже вышла из машины и посмотрела ему вслед. Вдруг она закричала:

– Смотри! Звездопад!

Йеппе нерешительно обернулся.

– Глянь, черт подери, они повсюду!

Йеппе запрокинул голову. Небо над ними взрывалось белым метеоритным дождем, тихим и в то же время сильным. Он услышал, как Анетте слегка рассмеялась, и на секунду закрыл глаза, увидев падающие звезды на внутренней стороне век.

– Классно, да?

Йеппе улыбнулся самой крошечной улыбкой в мире и поднял большой палец в одобрительном жесте. Затем отвернулся и открыл входную дверь. Анетте подождала, пока включится свет, и отправилась домой к Свену, дожидающемуся ее с распростертыми объятиями и старым добрым ростбифом.

Первое, что сделал Йеппе, закрыв за собой дверь, – снова проверил телефон и констатировал, что Анна, как и ожидалось, не ответила. Конечно. Еще одно разочарование, но не такое уж и сильное. В любых отношениях есть нежность и каверзность. Принимая во внимание все обстоятельства, данные отношения ассоциировались у него скорее с первым.

Он запил таблетку снотворного глотком красного вина прямо из бутылки, которая стояла на кухонном столе уже несколько недель, и сразу же почувствовал сонливость. Захватив бутылку с собой в гостиную, он прилег на диван. Дело было завершено, и ему полагалось чувствовать некое удовлетворение.

Они с Терезой сами проходили процедуру одобрения на усыновление, когда стало ясно, что лечение не помогает. Они подвергались мучительным беседам с социальными работниками, тратили выходные на назидательные лекции и фильмы семидесятых годов. Тереза ушла спустя месяц после того, как им выдали разрешение. Классика. Однако он был готов заплатить любую цену за то, чтобы кто-нибудь оставил у них на пороге крошечного безымянного младенца. Лишь бы Тереза перестала плакать. Он заморгал. Наверное, Джон сейчас трахает Анну? А Нильс целует чудесную маленькую грудь Терезы?

Постельное белье так и лежало на диване, появился резкий запах. Он принюхался и с отвращением снял пододеяльник. Даже в студенческие годы он не имел обыкновения еженедельно менять постельное белье, а теперь зачем? Достиг ли он пика убожества, или еще было куда двигаться?

Вдруг он вскочил и ворвался в спальню, увидев, что бутылка с вином упала и безнадежно испортила коврик в стиле пэчворк, который он всегда ненавидел. Не тратя время на размышления, он направился к тумбочке Терезы и схватил ее обеими руками. Ничего, проживет и с коробками в гараже: запылившиеся пластинки Терезы, письма и ее студенческая фуражка – все это выглядело как уродливое вторичное граффити, нанесенное на некогда блистательный оригинал. И с этими говенными воспоминаниями отныне покончено! Он решительно вынес прикроватный столик с «Камасутрой» в заднюю дверь и вышвырнул его в темноту, столик приземлился с треском где-то в траве. Фотография Терезы из Тиволи отправилась туда же. Затем он запер дверь, лег в постель и заснул.

Это будет мое последнее письмо к тебе, милая мама. Не потому, что мне больше нечего тебе сказать, но потому, что я нашла другого человека, которому могу говорить такие вещи. Это может показаться несправедливым, но это не так. Ты поймешь. Помнишь, как ты пела мне, целовала меня и говорила: «Спи спокойно, моя звездочка, и не забудь вернуться ко мне утром» или что-то подобное? Я столько лет ждала, что ты вернешься, но я же знаю, что ты не просто спишь. Когда превращаешься в звезду, земля становится слишком далеко, вот что я подумала.

У меня родилась дочка, ты в курсе? Шесть лет назад я родила малютку весом почти в три килограмма, с большими глазами пришельца из космоса. Она немного полежала у меня на руках, глядя на меня словно из иной солнечной системы, а затем я отдала ее. Через неделю умер дядя Пауль. Когда одна жизнь дается, другая отнимается. Я всегда понимала это буквально, однако жизнь, которая отнимается, когда рожаешь ребенка, – это в первую очередь твоя собственная жизнь. Обнимая своего новорожденного, ты обнимаешь собственную тленность, и к этому бремени никто не может тебя подготовить. Я обременена своей могилой и стыдом от того, что добровольно отказалась от жизни.

Меня никто не заставлял, я могла бы проявить настойчивость.

Можно подумать, что со временем становится легче, точно так же, как тоска по тебе с годами превратилась в тупую боль, с которой я примирилась. Но она-то живет. Иногда я выбираюсь туда, где она живет, и наблюдаю. У них огромные окна, как будто они нарочно приглашают зрителей. Не думаю, что они обрадовались бы, узнав, что я прихожу. Но им пришлось бы привыкнуть ко мне, хотят они того или нет.

Теперь она уже большая девочка, чужая и все же такая родная. Светлые волосы и курносый носик, она похожа на меня, и это терзает мое сердце. Странно, наверное, прозвучит, если я скажу, что люблю ее? Я и не знаю, так ли это, но я постоянно о ней думаю. Моя звездочка.

Еще я думаю о человеке, которого встретила. О человеке, который на моей стороне. По крайней мере я надеюсь, что он встанет на мою сторону. Мне бы хотелось написать, что он бы тебе понравился, но ведь я не знаю, так ли бы это было на самом деле.

Но я не просто влюблена в него, я в нем растворена.

Йеппе проснулся в разгар сна о треснутых зубах и ощутил такую монументальную печаль, что не смог подняться с кровати. Он почувствовал, что если попытается встать, то это настроение поглотит все. Поэтому он продолжал лежать на спине, хотя ему нужно было в туалет, да и на работу нужно было собираться. Слава богу, он положил свой мобильный телефон на оставшуюся тумбочку, поэтому мог позвонить Йоханнесу. Тот приехал на велосипеде меньше чем через полчаса, зашел, воспользовавшись запасными ключами, и внезапно навис над кроватью, как викинг, принесенный ветром. Взгляд, который встретил Йеппе, был испуганным. Йоханнес отложил пакет со свежим хлебом и вытолкал друга в ванную. Йеппе было позволено долго стоять под текущей водой, Йоханнес тем временем сунул постельное белье в стиральную машину и сварил кофе. К тому моменту, когда Йеппе с покрасневшими глазами вышел из душа, для него уже была приготовлена чистая одежда, а на столе стоял черный кофе с круассанами.