– Ваша милость... коней лучше оставить.

– Давно пора, – прохрипел Гугол. – Гораздо быстрее пешком.

Поблизости журчал мелкий ручей. Он так старательно прятался между камнями, что воды никто не увидел, зато трава поднималась там крупная и сочная. Мы расседлали коней, двое стояли, едва удерживаясь на копытах, слишком усталые, чтобы даже напиться или сорвать зеленый листок, а мой с самым задумчивым видом подобрал камешек и начал хрустеть им, как будто отыскал кусок сахара. Сигизмунд поцеловал своего коня в теплые бархатные ноздри.

Подъем становился все круче, мы двигались как скалолазы, иногда вообще приходилось, как по карнизу двадцатиэтажного дома, когда внизу только асфальт.

Гугол, совсем выдохшись, запросился перевести дух. Ветер стал пронизывающим. Небосвод словно превратился в гигантскую глыбу льда. Сигизмунд стучал зубами. Все расщелины были забиты снегом, а под ногами то и дело хрустели льдинки.

Я посмотрел на солнце – не греет, – сказал трезво:

– Похоже, до вершины не добраться засветло. Ночевать на снегу... Сиг, высеки огонь, иначе дадим дуба.

Он оглянулся. Беспомощно взмахнул дланями.

– Все в седельных сумках...

Гугол вытянул шею, наши кони далеко внизу выглядят игрушечными. Поежился от ветра, взмахнул руками, едва не сорвавшись с выпуклой наледи. Пальцы его машинально сняли с пояса флягу с водой, но, поднеся ко рту, пить раздумал. Зато я, поколебавшись, взял у него флягу, потом снял с Сигизмунда шлем, налил немного воды. Оба смотрели на меня с опаской.

Минут через пять я вытряхнул из шлема слиток льда, идеальную одностороннюю линзу. Две пары глаз смотрели с непониманием. Когда по собранному мху побежала яркая точка, Сигизмунд забормотал молитву. Пошел дымок, и молитва стала громче. Вырвался язычок огня, Гугол завопил в восторге, а Сигизмунд осенил себя, нас и адское пламя крестными знамениями, читая все молитвы, которые знал, а знал он их великое множество, хотя и не полностью, а только первые два-три слова, как мы запоминаем песни.

Я отложил линзу с подтаявшим краем, где отпечатались мои пальцы, а сам сунул их под мышки. Костер наконец разгорелся, Гугол суетливо подкладывал щепочки, ломал и выдирал все древесное, что торчало из трещин, а Сигизмунд посмотрел на меня печальными, как у коровы, глазами и произнес с великой мукой в голосе:

– Вы чародей, сэр Ричард.

Гугол смотрел на меня с тем же выражением в глазах, но восторг на его лице разгорался с новой силой. Я отмахнулся.

– Да это же элементарно. Любой из вас может.

Сигизмунд отшатнулся, снова осенил себя размашистым крестным знамением.

– Ваша милость!

– Можете, можете, – подтвердил я.

Гугол спросил нерешительно:

– Да? А если у меня нет дара к магии?

– Да какой на фиг дар? – сказал я сердито. – Бери эту линзу и своди лучи в фокус. Ну, приближай и отдаляй от щепочки, чтобы стало вот такой яркой точкой. Чем меньше, тем лучше.

Сигизмунд таскал камни, загораживал костер от ветра, а Гугол с сильнейшим страхом и волнением на лице взял в руки линзу. Он держал ее, как гремучую змею, не замечал, как от холода белеют пальцы, зато когда от сведенных в кучку лучей пошел дымок, завопил и выронил линзу. Сигизмунд снова перекрестился вытащил из-за пазухи серебряный крестик и поцеловал.

С третьей попытки дымок превратился в крохотный язычок огня. Гугол орал и плясал вокруг рукотворного костра, величал себя волшебником. Я привалился спиной к камню, съежился.

– Ерунда, – сообщил я. Зубы потихоньку лязгали, дрожь проникла в тело. – Железные мечи кажутся волшебными знающим только медные. Просто вы теперь знаете больше, вот и все. Любое прозрачное тело вот такой формы способно зажигать огонь. Сиг, вот увидишь, церковь это одобрит и освятит! Это чистый огонь, огонь с небес, понял?

Сигизмунд посмотрел на меня с надеждой.

– Значит, это белая магия? От Господа?

– Это вообще не магия, – повторил я терпеливо. – Как не магия то, что ты лупишь кресалом по огниву, а от ударов высекаются искры. Это было... или казалось магией тем, кто увидел впервые. И считалось, что колдуны прячут огонь в камнях... или боги запрятали от людей!.. а смельчаки воруют. Прометеи, значит. Потом привыкли. И когда огонь вот так начал добывать какой-нибудь сопляк никчемный, ну, тогда какой из него Прометеи? Девальвация великих имен... Так и эта линза. Найти горный хрусталь, отшлифовать, чтобы форма вот такая... понял? Правда, так огонь можно добыть только в солнечную погоду, а вот для кремня и тесала нет плохой погоды.

Я лег, скукожился, мышцы ныли от перегрузки. Рядом Гугол и Сигизмунд углубились в теологический пор. Здесь все споры упираются в теологию. И все непонятное – от Бога или дьявола. В душе чувствовался неприятный тоскливый привкус. Этим людям кажутся сверхъестественными такие простые вещи, как обыкновенная лупа, но ведь точно так же и мне может показаться магией высокая технология... Хотя нет, я настолько отравлен наукой, то бишь, уверовал в нее, что даже если встречу доподлинную магию, то объясню все неведомыми мне технологиями.

Ночь прошла жутко, мы все же едва не замерзли, жались друг к другу, как овцы. Огонь под утро погас, не хватило хвороста. Мы начали карабкаться вверх почти в темноте, на востоке только-только светлело небо, а солнце подожгло облака, когда мы были от зияющих пещер в сотне шагов.

Гугол выругался, сейчас на небе ни облачка, горизонт отодвинулся пугающе далеко, и потому желтое облако пыли, как бы ни было далеко, с этой высоты виднелось отчетливо. Судя по форме, в нашу сторону скачут всадники. Много.

– Вот она, – сказал я.

Справа от одной пещеры на камне отчетливо выделялись грубо высеченные буквы "А" и "С".

– Грамотный, – сказал Гугол с уважением. – Кто-то вроде меня побывал, не король или отважный рыцарь с благородством во взоре...

Сигизмунд нахмурился, он тоже грамотный, хотя, понятно, это все-таки редкость для рыцаря, герою быть грамотным не обязательно.

Пещера выглядела пугающей, но не больше, чем другие пещеры. Во всех пещерах сумрак, во всех пахнет птичьим и звериным пометом, здесь звери находят приют от дождя и ветра. Вход сразу повел в глубину потом вниз. Ступенек не оказалось, но пол в ямках ноги не скользили, даже когда ход пошел вниз чересчур круто.

Из темноты дважды сверкнули желтые глаза. Сигизмунд пошел от меня с той стороны, прикрывая собственным телом, обнаженный меч смотрел на неведомого зверя. Я на ходу шарил по стене, наконец пальцы наткнулись на холодный металл. На ощупь определил в нем стержень факела. Здесь же в выемке лежало завернутое в тряпицу огниво.

Осчастливленный Сигизмунд тут же умело высек огонь, факел вспыхнул пурпурным огнем, отшвырнул тьму. Желтые глаза исчезли, но тьма затаилась в дальних углах.