информацию более подробно. Приводимые в документе дополнительные сведения о некоторых сотрудниках вполне укладываются в русло зарождающейся кампании. Приведем выборку:

АЗАДОВСКИЙ М. К., д[октор] ф[илологических] н[аук], б[ес]парт[ийный], русский по анкетным данным, по неточным данным – еврей по национальности, до революции бывал за границей, в 1907 г. арестовывался царским правительством за хранение нелег[альной] литературы, по неточным данным в период Гражданской войны в Сибири приветствовал Колчака.

БЕРКОВ П. Н., д[октор] ф[илологических] н[аук], б[ес]парт[ийный], русский по анкетным данным, жена еврейка, быв[ший] член Австрийской Компартии, до 1921 г. проживал в Румынии, после чего приехал в Сов[етский] Союз, арестовывался органами НКВД.

БАЗАНОВ В. Г., д[октор] ф[илологических] н[аук], чл[ен] ВКП(б), русский, жена – еврейка.

БУРСОВ Б. И., к[андидат] ф[илологических] н[аук], б[ес]парт[ийный], русский, по сообщению секр[етаря] партбюро женат на еврейке.

ВЕКСЛЕР И. И., д[октор] ф[илологических] н[аук], б[ес]парт[ийный], белорус по анкетным данным, женат на еврейке, жена его ранее была замужем за троцкистом Серман, затем, якобы, за К. Радеком. Сына жены – Серман И. З., ныне работающего в Гослитиздате, Векслер пытался привлекать к редакторской работе в Ин[ститу]те. Сам Векслер И. И. быв[ший] меньшевик.

ГУКОВСКИЙ Г. А., д[октор] ф[илологических] н[аук], б[ес]парт[ийный], русский по анкетным данным, хотя его родной брат – историк Гуковский М. А. указывает в анкетах – еврей, как об этом сообщает секр[етарь] партбюро, сам Гуковский Г. А. в 1941 г. арестовывался органами НКВД.

ЖИРМУНСКИЙ В. М., чл[ен]-корр[еспондент] АН, б[ес]парт[ийный], еврей, в годы сов[етской] власти неоднократно бывал в Германии, дважды арестовывался органами НКВД в 1927 и в 1941 г.

МЕЙЛАХ Б. С., д[октор] ф[илологических] н[аук], член ВКП(б), еврей, имеет родственника в Нью-Йорке.

ОРЛОВ В. Н., к[андидат] ф[илологических] н[аук], б[ес]парт[ийный], русский, мать его еврейка и жена еврейка (по сообщ[ению] секр[етаря] партбюро).

ЭЙХЕНБАУМ Б. М., д[октор] ф[илологических] н[аук], б[ес]парт[ийный], русский, происходит из дворян.

Несмотря на зловещий характер, который имели Докладная записка и косвенно подтверждающая ее справка Управления кадров, ход документам дан не был. Причина состоит в том, что прибывшие на январскую сессию АН СССР руководители Академии наук и Отделения литературы и языка не дали «добро» на погром в Пушкинском Доме; важную роль имела и поддержка, неизменно оказываемая Л. А. Плоткину со стороны секретаря Ленинградского горкома ВКП(б) по пропаганде Н. Д. Синцова. В результате документы пошли в архив Особого сектора Василеостровского райкома ВКП(б).

Но поскольку уже во время сессии АН СССР авторам письма дали понять, что их усилия не принесут никаких серьезных перемен, то, выждав две недели, А. С. Бушмин продолжил действовать.

А. С. Бушмин разоблачает

Усилия А. С. Бушмина, Б. В. Папковского и др. по дискредитации руководства Пушкинского Дома, в том числе и руководителя парторганизации А. И. Перепеч, приносили плоды. Именно недоверием партийных руководителей к Пушкинскому Дому можно объяснить тот факт, что горком, не довольствуясь речами штатных идеологов института, направил на заседание Ученого совета своих представителей в качестве докладчиков:

«19 января состоялось заседание Ученого совета Института литературы Академии наук СССР, посвященное 25‐летию со дня смерти В. И. Ленина.

Открывая заседание, исполняющий обязанности директора института проф[ессор] Л. А. Плоткин подчеркнул всемирно-историческое значение учения Ленина и остановился на высказываниях Владимира Ильича Ленина по вопросам литературы и искусства.

– В трудах Ленина, – сказал проф[ессор] Плоткин, содержащих огромное теоретическое богатство, указываются пути дальнейшего развития социалистической культуры. Принцип большевистской партийности в литературе должен быть положен в основу всех трудов и исследований наших литературоведов.

С докладом «25 лет без Ленина под руководством Сталина по ленинскому пути» выступил лектор горкома ВКП(б) тов. А. Е. Черняк. Лауреат Сталинской премии проф[ессор] Б. С. Мейлах посвятил свой доклад теме: “О языке Ленина”»[627].

Одновременно наблюдалось усиление идеологической работы на уровне городского и областного партийного руководства:

«Большевистская партия широко развернула пропагандистскую работу среди работников умственного труда, ведет ее систематически, целенаправленно, воспитывая в нашей интеллигенции высокую бдительность, преданность советскому государству, советскому народу.

Ленинград является передовым культурным и научным центром страны. В нем сосредоточена многотысячная армия научных работников, инженеров, преподавателей, врачей, писателей, работников культуры и искусства.

Именно поэтому Ленинградская партийная организация особое внимание направила на выполнение постановлений ЦК ВКП(б) и указаний товарища Сталина об усилении идеологической работы.

Неуклонное выполнение постановлений ЦК ВКП(б) по идеологическим вопросам обеспечило подъем всей идейной жизни Ленинграда.

Внимание нашей интеллигенции направлено на перестройку преподавания биологических, философских, экономических, медицинских и литературоведческих наук в свете марксистско-ленинского мировоззрения.

Стремление ленинградских ученых направлено на очищение науки от вредного объективизма и отвлеченного академизма, на связь науки с жизнью и народно-хозяйственными задачами»[628].

Именно в этот момент, уже не рассчитывая на помощь Василеостровского райкома, А. С. Бушмин пишет 27 января 1949 г. письмо одному из главных деятелей советского литературоведения и своему бывшему научному руководителю в аспирантуре МИФЛИ А. М. Еголину:

«Пишу Вам как коммунист старшему коммунисту и авторитетному ученому в той науке, которой понемножку занимаюсь и я. ‹…›

С момента моего прихода в Ин[ститу]т литер[атуры] меня поразило наличие в его стенах нездоровой группировки, ставящей свои групповые интересы выше интересов советской науки. В меру своих возможностей я стал на партийных собраниях и заседаниях Ученого совета выступать с критикой наиболее вопиющих недостатков нашего учреждения. Группировка встретила мои выступления, конечно, очень недоброжелательно, особенно выступление мое на Ученом Совете 26/Х-48 г. Это мое выступление застенографировано, и легко убедиться, что оно сделано с тактом и достаточной аргументацией. (Только не желая отнимать у Вас время, я не прилагаю к данному письму стенограмму.) Лица, которых я критиковал, открыто против меня не выступили, они не могли гласно опровергнуть меня. Они начали сеять тайно всяческие вымыслы и недоброжелательства против меня. Особенное рвение проявили Плоткин и секретарь парторганизации Перепеч, которая самым жалким образом раболепствует перед Плоткиным и Ко. Наиболее “сильный и свежий” довод Перепеч против меня (кстати сказать, я являюсь членом партбюро и первым заместителем секретаря парторганизации) заключается в том, что будто Вы, Александр Михайлович, считаете меня человеком сомнительным в моральном отношении. После Вашего отъезда из Ленинграда (с январской сессии АН) Перепеч стала рассказывать “по секрету” коммунистам ин[ститу]та, что, по заявлению А. М. Еголина в беседе с нею, т. е. с Перепеч, –

1) Бушмин – карьерист, выступающий с критикой ради выгодного места;

2) Бушмин – семит, по неблаговидным мотивам называющий себя русским.

Зная Вас, я убежден, что это – глупые вымыслы Перепеч, к которым Вы не имеете никакого отношения. Перепеч, не имея против меня