Крафти, судя по звукам, попытался сопротивляться, потом заорал:

– Что вы сделали с моими ногами, ублюдки?

Чейд спросил снова:

– Кто заплатил тебе? Сколько? Что ты должен был сделать?

– Я не знаю его имени! Он не сказал! – Он задыхался от боли. – Что вы сделали с моими ногами?

Крафти хотел сесть, но Чейд грубо толкнул его, опрокинув обратно. Я критически оглядел своего старого наставника. Его рана по-прежнему сильно кровоточила, снег рядом с ним окрасился алым. Скоро мне придется вмешаться, хотя бы ради того, чтобы перевязать его.

– Чего он хотел от вас? Какую плату предложил?

– Убить тебя. Пять золотых мне и по два каждому, кто присоединится. Он подошел к нам в баккипской таверне. На самом деле сначала он подошел к капитану, но тот обругал его и прогнал. Он мертв? Капитан Стаут?

Я не разобрал, спросил он это с сожалением или страхом.

– Только меня? – уточнил Чейд.

– Убить тебя. По возможности медленно, но убить и принести твою руку в качестве доказательства.

– Когда? – вмешался я. – Когда он нанял вас?

Он покосился на меня:

– В Баккипе. Перед тем, как мы отправились сюда. Сразу после того, как мы получили приказ выступать, и стало ясно, что мы пропустим праздник. Ребятам это пришлось не по нраву.

Я заговорил, обращаясь к старику:

– Это никак не связано, Чейд. Кто бы ни подкупил их, он не мог знать, что ты окажешься тут, – он надеялся, что они доберутся до тебя в Оленьем замке. Би и Шун похитили в тот же день, когда заплатили Крафти. И зачем посылать этих предателей, когда целый отряд был уже на подходе к Ивовому Лесу? Это два разных преступления. Убей его, и я займусь твоей раной.

Чейд глянул на меня так, что я замолчал.

– Как выглядел человек, который предложил вам деньги?

– У меня ноги так болят, что я ничего не соображаю! Приведите лекаря, тогда и поговорим. Благая Эда! – Он чуть приподнял голову и снова уронил ее на снег. – Вы убили их всех? Всех четверых?

– Как он выглядел? – безжалостно повторил Чейд.

Мы с ним знали, что Крафти обречен умереть от потери крови, но сам лейтенант, похоже, этого не понимал.

– Высокий, но не тощий. Живот как пивная бочка. По виду типичный уроженец Бакка. Не знаю. Дело-то было простое – принести твою руку с кольцом, а хозяин «Веселой форели» передал бы нам деньги. Когда ты объявился здесь, казалось, тебя послали сами боги. Убивай не хочу. Если б капитан согласился, ты был бы уже мертв и этот тоже.

– Опиши мне его зубы.

– Больше ни слова не скажу, пока не отнесете меня к лекарю. Я замерз, так замерз… Что вы сделали с моими ногами?

Чейд сунул острие ножа в ноздрю лейтенанта.

– Говори, или я отрежу тебе нос, – спокойно сказал он и просунул нож чуть дальше, чтобы Крафти почувствовал лезвие.

У того глаза распахнулись от ужаса.

– Один передний зуб у него был серый. Ты про это?

Чейд кивнул сам себе:

– Он говорил что-нибудь про девушку?

– Ага, про девицу, которую ты украл. Он сказал: если мы найдем ее, можем взять себе. Или выпытать у тебя, где она. Сказал, из нее выйдет хорошая шлюха. А-а-а-а!

Нос – чувствительное место. Очень чувствительное. Чейд всегда утверждал, что если нужно причинить человеку боль, чтобы добиться ответов на вопросы, то нос подходит не хуже гениталий, а то и лучше. Мало того, что это больно, пленник еще и пугается, что его обезобразят до конца дней. Крафти корчился на снегу с распоротой ноздрей. Он начал всхлипывать. Мне вдруг захотелось, чтобы все это поскорее закончилось.

– Это он так сказал, не я! – Он гундосил от крови и боли. – И никто из нас в глаза не видел девушку. Эда, помоги мне!

Он взывал к богине так истово, как, наверное, не взывал никогда в жизни, и громко фыркал, разбрызгивая кровь по снегу.

Я уже понял, что все это связано исключительно с Шун и кознями ее отчима, но мне надо было убедиться.

– Он говорил что-нибудь о девочке? – спросил я. – О совсем маленькой девочке?

Он перестал дергаться и уставился на меня:

– О девочке? Нет! Боги, мы же не чудовища какие-нибудь!

– Лжец, – сказал Чейд.

Крафти попытался отползти от него. Чейд наклонился и очень медленно, почти ласково перерезал ему горло. Глаза Крафти широко распахнулись, когда он узнал свою смерть. Его губы шевелились, но звуки, исторгаемые им, не складывались в слова. Перерезать человеку горло означает не мгновенную, но верную смерть. Чейд знал это. И Крафти тоже.

Он все еще дергался, когда Чейд попросил меня:

– Дай руку.

Я протянул ему ладонь:

– И все это ради того, чтобы подтвердить то, что ты и так знал?

– Я выбил из него кое-что еще. Название таверны. – Он взял меня за руку; его ладонь была скользкой от крови. Я наклонился, подхватил его под мышку и помог встать. Чейд крякнул от боли. – Я сделал это не ради того, чтобы что-то узнать, Фитц. Я отомстил за капитана Стаута. Предательство должно караться жестоко. – Он издал сдавленный звук. Я молчал, ожидая, пока он восстановит дыхание. – И то, что он посмел думать, будто сможет меня убить, – тоже, – добавил Чейд.

Его бок был мокрым от теплой крови.

– Я помогу тебе сесть и приведу лошадей. Ближайший лекарь есть в…

– Камень, – отрезал Чейд. – Лучшие лекари – в Оленьем замке.

Неттл как-то сказала, что Сила похожа на обоняние. Владеющий Силой испытывает не больше желания вторгаться в чьи-то мысли, чем обычный человек стремится почувствовать чужой запах, но нельзя не учуять того, кто рядом с тобой. Как нельзя не ощутить посредством Силы его боль. А Дар говорил мне, что Чейду срочно требуется помощь. И он был прав – лучших лекарей следует искать в Оленьем замке.

Я потянулся к Неттл:

На нас напали. Чейд ранен. Мы сейчас пройдем сквозь камни. Позаботься, чтобы лекарь был наготове. Чейда ранили мечом в бок.

Мы знаем о нападении. А потом вы заслонились от нас! Что происходит? Это были те, кто похитил Би? Вы нашли ее? С ней все хорошо? – Неттл сердилась и сыпала вопросами, отвечать на которые у меня не было времени.

Не Би. Мы идем сквозь камни. Нападавшие мертвы. Остальное потом.

На этот раз я поставил заслон от чужой Силы намеренно. Король Верити всегда жаловался, что в пылу битвы или еще какого-нибудь опасного дела я всегда становлюсь недоступным для Силы. Кажется, Чейд сделал то же самое. Интересно. Но меня сейчас больше занимала кровь Чейда, от которой уже промок мой рукав, и моя собственная, из рассеченной брови, норовившая залепить мне глаза.