Вы были правы, ты и Риддл. Я плохой отец. Надо было мне передать ее вам. Этого никогда бы не случилось, если бы я послушался тебя.

Неттл почему-то шарахнулась от меня и зажала уши ладонями. После этого дотянуться до нее стало сложнее. А я тянулся и тянулся, искал ее ощупью, но она отгородилась от меня стеной. Напрасно – я просочился сквозь стену. Медленно, как во сне, я повернулся к Дьютифулу. И тут стена. Почему?

– У тебя все еще кровь идет. – Кетриккен достала шелковый носовой платок, встряхнув, развернула его и приложила к моей брови.

– Меня ранили всего несколько минут назад, – сказал я, зная, что, когда я делился своей историей, она не могла меня слышать.

– Прошло больше суток, – напомнила она.

Я удивленно уставился на нее. Что это было – Дар или Сила? А какая разница? Разве мы все в определенном смысле не животные в этом нелепом мире?

– Не уверен, что время для нас текло одинаково, – заметил я вслух и обрадовался, когда сильная рука Риддла схватила меня за запястье, и он потащил меня в фургон.

Риддл наклонился ко мне и сказал:

– Оставь Кетриккен в покое. Подними стены, Фитц. Я не наделен Силой, но и то чувствую твой напор.

Тут он оставил меня, чтобы помочь Дьютифулу устроить Чейда в фургоне. Старик лежал на боку, зажимая рану, и стонал. Возница что-то сказал, повозка дернулась, двинулась, а дальше я ничего не помню.

Я снова начал осознавать себя где-то на лестнице в Оленьем замке. Слуга помогал мне идти наверх. Он был незнаком мне. Я встревожился было, но Дьютифул Силой заверил меня, что все хорошо. Надо просто идти наверх.

Не пытайся отвечать мне посредством Силы, пожалуйста. И ни с кем через нее не говори. Пожалуйста, подними стены и постарайся унять свой напор.

Я ощутил усталость Дьютифула. Кажется, он уже не раз просил меня поднять стены. Его не было рядом. Почему?

В моей комнате другой незнакомый слуга оскорбил меня, предложив помочь снять окровавленную одежду и надеть чистую ночную рубашку. Я хотел только, чтобы меня оставили в покое, но тут пришел лекарь и настоял, чтобы промыть и царапину на плече, и рану на лбу. После чего он зашил мне бровь с бесконечными: «Простите великодушно, принц Фитц Чивэл», «Не соизволит ли мой принц повернуться лицом к свету…» и «Мне чрезвычайно неудобно заставлять вас терпеть такую боль…». Под конец я уже едва мог выносить его подхалимство. Когда со швом было покончено, он предложил мне выпить чаю. С первого же глотка я понял, что в чай положили слишком много валерианы, но лекарь настаивал, а у меня не хватало сил сопротивляться, так что я выпил настой. И потом, наверное, опять заснул.

Я проснулся, когда огонь почти догорел и в комнате было темно. Я зевнул, потянулся до боли в мышцах и тупо уставился на короткие язычки пламени, лениво лизавшие последнее бревно в камине. Медленно-медленно я вспомнил, где я и когда. И тогда сердце у меня в груди бешено забилось. Чейд ранен. Би похитили. Шут, возможно, умирает. Страхи наперебой старались завладеть мной.

Я слепо потянулся Силой и коснулся одновременно Неттл и Дьютифула:

Чейд?

Тише, тише, Фитц. Не выплескивайся так. Это нехорошо, – мрачно откликнулся Дьютифул. – Корсет отчасти защитил его, однако меч все равно проткнул ему бок. Чейд потерял очень много крови и вдобавок плохо соображает после того, что произошло с ним во время путешествия через столпы Силы. Единственное, что нам удалось уловить от него, это злость на тебя за то, что ты выдал его секрет – о дочери, которую тоже похитили. Я все никак не могу привыкнуть к этой мысли.

Я устало вернулся мыслями в недавнее прошлое. Неужели я и правда выдал тайну Чейда? Да, наверное, она выплеснулась из меня, когда я обрушил на Неттл и Дьютифула свою историю в Силе. Я ощутил укол вины за такую беспечность, однако быстро выбросил это из головы. Я ведь должен был подробно объяснить им, что произошло. А на вдумчивые беседы у меня и теперь не было сил.

Как Неттл? Она выглядела такой усталой…

Мне лучше оттого, что вы с Чейдом наконец вернулись. Я иду к тебе в комнату. Прямо сейчас. Постарайся пока вести себя очень тихо.

Я и забыл, что коснулся и ее разума тоже.

Неужели я до сих пор настолько не в себе? – Это был мысленный вопрос, но он эхом разнесся в потоке Силы.

Я тоже иду, – сказал Дьютифул. – И да, ты и правда не в себе, поэтому, пожалуйста, вернись в себя и подними стены. Сиди тихо. Ты переполошил даже отдаленные круги магов. Похоже, во время перехода ты обрел огромную мощь и разучился контролировать мысли. Ты вторгаешься в разумы наших учеников, будто палками бьешь. И ты и правда не в себе, как будто все еще не можешь выбраться из потока Силы.

Забаррикадировать мысли в собственной голове оказалось невероятно трудно. Я словно строил каменную стену без раствора. Подгонял огромные валуны друг к другу. Сдерживал рвущиеся наружу мысли, обрубал цепочки, сплетенные из страха, тревоги, отчаяния и вины. Останавливал, не пускал наружу, сторожил.

И когда я вроде бы снова оказался в безопасности внутри своих стен, я наконец ощутил недовольство своего тела.

Несколько стежков на брови были наложены слишком туго. Стоило мне хоть чуточку изменить выражение лица, бровь откликалась болью. Ныла каждая мышца. И я вдруг ощутил зверский голод.

В дверь постучали, но не успел я встать с кровати, как вошла Неттл.

– Ты по-прежнему лавиной выплескиваешься наружу, – сообщила она. – Половине жителей замка сегодня будут сниться кошмары. И есть они будут, как оголодавшие волки. Ох, папа… – Глаза ее внезапно наполнились слезами. – Там, возле камней… У меня не было сил говорить с тобой после всего этого… Несчастные люди в Ивовом Лесу… И тот бой! И как ты мучаешься из-за Би, как больно тебе из-за того, что я просила привезти ее, каким виноватым ты себя чувствуешь и как сильно ты ее любишь… И как казнишь себя. Подожди. Позволь мне помочь!

Она присела на край кровати и взяла меня за руку. И с терпеливой нежностью, словно учила ребенка держать ложку или помогала идти дряхлому старику, влила в меня свою Силу, смешала ее с моей и восстановила стены. Вернуться в собственные пределы было приятно, как будто кто-то застегнул на мне теплую шубу. Но даже после того, как ропот чужих голосов в потоке Силы остался снаружи, а мои мысли оказались надежно ограждены, Неттл не отпустила мою руку. Я медленно повернул голову и посмотрел на нее.

Минуту она лишь молча смотрела на меня. Потом сказала:

– Я никогда по-настоящему не знала тебя, верно? Все эти годы. Ты столько скрывал от меня, чтобы я не стала хуже думать о Барриче или моей матери. Сколько всего ты держал при себе, потому что не считал вправе вмешиваться в мою жизнь… Да есть ли такой человек, который знает тебя по-настоящему? Который понимает, что ты думаешь и чувствуешь?

– Твоя мать понимала, наверное, – сказал я, а потом невольно задумался над ее вопросом.