понимаю, как ты можешь тут сидеть, чтобы успокоиться.

Мерих не мог ей отказать. Может, это их последняя ночь. Да и самому ему уже стало некомфортно.

— Хорошо. Я знаю одну незапертую комнату на втором этаже, так что, если не хочешь возвращаться к остальным, можем ненадолго там укрыться.

— Пойдём быстрее, пока я не отморозила себе всё, что поддается обморожению.

***

Нико предпринял последнюю попытку заслонить собой зеркало.

— Ты уверена? — он умоляюще поглядел на Пеле, надеясь на помощь.

Сам он противиться Этель не мог. А позволить принцессе посмотреть на себя было идеей ещё хуже.

Пеле хорошо постаралась восстановить былую красоту юной принцессы, но она была истощена. Полностью избавить подругу от ран не удалось, и, хоть теперь не требовалось ждать несколько недель, пока раны затянутся, шрамы остались неприятные.

— Говоришь так, будто через время что-то изменится, — Этель утомлённо вдохнула, мягко оттолкнула не сопротивлявшегося командира, и предстала перед своим отражением.

Через мгновение она пожалела. Захотелось избавиться от всех зеркал в мире.

Нико обнял её сзади за талию, положил голову на плечо любимой.

— Давай не будем замазывать твои татуировки, пусть отвлекают внимание, — попыталась отшутиться Этель, нервно дрогнув. Но теперь она уже не могла так просто развернуться, её останавливала внушительного размера преграда, мурлычущая на ухо. Приходилось смотреть, как бы ни хотелось сбежать от своего отражения.

— Все равно все будут ослеплены твоей красотой, никто не заметит меня.

— Я, пожалуй, пойду, — Пеле улыбнулась. Невольно, как-то случайно сорвалась улыбка. Впервые за несколько дней. Может, у них с Йеном тоже могло быть что-то похожее. Нежность, теплота, любовь. Они стали бы хорошей парой, если бы не мост.

Одна случайная рана. Неуправляемые мокрые крылья. Если бы она могла справиться с потоком и вытащить их обоих… Если бы он не был ранен…

Пеле злилась на него. Он спас её и погиб, оставив слишком много любви. Как теперь ей справиться с этим?

— Конечно, иди, — Этель благодарно улыбнулась подруге, прежде чем проводить её. Слишком очевидна была боль в её глазах, чтобы не понять, что девушке нужно уединение. — Я пока соберу вещи для поездки.

— Так скоро? — Нико волновался. Ему не нравилось, что Этель собралась в Хаотис, ещё не полностью залечив раны.

— Чем быстрее все будет устроено, тем быстрее это кончится. Я не хочу и минуты боя больше, чем нужно. Не хочу больше никого этому подвергать, — решительно заявила принцесса, отвернувшись от зеркала. Она покрутила дрожащими руками на пальце кольцо. Больше оно не превращалось в скипетр, теперь это было лишь кольцо.

— No me gusto. Хотя бы от сопровождения ты не откажешься?

— А кто тебя отпустит? — Этель не давала однозначного ответа. Она вообще постаралась больше не думать ни о чём и заняла себя забрасыванием вещей в небольшой чемодан. Только то, что будет нужно в дороге. Остальное заберёт во дворце, когда станет его полноправной владелицей. Главное что-то делать, чтобы унять дрожащий ком в горле. Держаться. Теперь она слишком многим обязана быть сильной. Точка невозврата, больше не сдаться.

— Не меня. Возьми tu amiga.

— Ты сильно нервничаешь. Уже вторая фраза на ихеатроморском за минуту, — Этель улыбнулась. — Но идея хорошая. Пеле не помешает покинуть это место ненадолго.

Девушка покивала, напряжённо уталкивая в чемодан очередную пачку одежды. Движения её стали резкими, голос дрожал. Ещё несколько секунд. Казалось, нужно продержаться лишь несколько секунд, и приступ пройдет. Просто позабыть отражение, и не захочется разрыдаться.

— Этель, — Нико остановил её руки, накрыв их своими ладонями, почти схватив, но с известной осторожностью, не рискуя навредить. По строгости его тона девушка поняла, что сопротивление бесполезно.

Она посмотрела на чемодан, над которым зависли их руки. Зачем она положила четыре ночнушки?

— Не гони себя, — тихо потребовал Нико, повернув принцессу к себе лицом. Всё-таки от него помощи будет больше, чем от чемодана. — Отдышись хотя бы. ¿Comprendo?

— Ещё какое компрендо, — прошептала Этель. Сдерживаемые эмоции пробились наружу все разом, и вместе с брызнувшими из глаз слезами вырвалась истерическая улыбка.

— Muy bien, mi estrella.

И вот они стоят, прижимаясь друг к другу, будто больше нигде в мире нет и капли тепла. Остается лишь делиться тем, что есть у них на двоих, льнуть к любимому, не позволяя зимнему воздуху забрать остатки их жара.

У Этель действительно больше ничего не осталось. Ни титула, который ей нравился, ни магии, ни семьи, ни красоты. Ни свободы. Только Нико и его живое тепло, последняя ниточка, связывавшая её с реальностью. То, что делает её живой.

— Я чувствую себя такой тяжёлой, — прошептала фея сквозь слёзы.

— Без крыльев?

— Без крыльев, — она тихо всхлипнула, прижалась к любимому, цепляясь за его заразительный покой. — Знаю, что я всегда такой была, но теперь… Когда у меня были крылья, я чувствовала, что могу взлететь в любой момент, а сейчас…

— Познав однажды, что значит лететь, больше не сможешь стать тем, кем был раньше? — шёпотом заключил Нико, тоном вопросительным, но ответа не требующим. Он гладил волосы Этель, прижимаясь к её макушке щекой, и чувствуя, что она живая. Большего и не было нужно.

Не успела Этель согласиться, Нико подхватил её на руки. Плюхнувшись на постель, он, как ребёнка, усадил её себе на колени, окутав своей любовью и обняв грубыми от работы руками.

— Ты очень лёгкая, маленькая фея. Зря наговариваешь на себя.

— Это только с тобой, — Этель улыбнулась, спешно вытирая рукавом залитые слезами щёки. — Поэтому не отпускай меня, и я даже не пойму, что что-то не так.

Они смотрели друг другу в глаза, и несколько секунд это выглядело как немая дуэль, но не между ними. Это была битва каждого с самим собой, со своим желанием или страхом. Напряжение не могло копиться вечно, и вот заряженный воздух сверкнул искрой.

В их отношениях и раньше искрилась любовь, но до этого момента чувство было смешливым, нежным, безопасным. Наполовину ещё детским: невинным и светлым. И вот проснулась страсть, обоим уже давно знакомая, и всё же совершенно новая. Иная.

Нико провёл кончиками пальцев по щеке возлюбленной, ощущая на подушечках рельеф свежих шрамов. Странно было, что они все ещё оставались здесь. Он уже давно их не видел. Перед глазами была только его любимая девушка.

Этель дрогнула под этим лёгким прикосновением, будто чужая рука задела открытую рану. Она не видела своих увечий, но знала, что они там, и ощущала, как горит каждая клетка изуродованного тела, и никакие закрытые одеяния не помогут скрыть это чувство от себя самой. Девушка подняла глаза, ожидая увидеть,