Андрей. Ты объясни ей и ребятам заодно. Пока, до вечера.

Черкасский. Ты хоть пожрал?

Андрей. Нашел в холодильнике все, что надо. Пока.

Черкасский. Ни пуха!

Андрей. К черту!

Сцена десятая

Утро. В комнате Даши. Она одна, говорит по телефону.

Дарья после душа.

Даша. Алле, папаня, привет. Папаня, как ты? У меня все более-менее. Даже скорее более. Жду решения, окончательного решения с грантом, если подтвердится, с января я в Сорбонне. На год, папахен, на год, представляешь? Это тебе не твой занюханный Берлин. По сравнению с Парижем занюханный. Подожди поздравлять. Как говорит бабушка, «не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с рати». Маманя? Маманя на ночном дежурстве, подрабатывает в Склифе. Зачем? Мне на туалеты. Папахен, ты забыл, что мне уже двадцать один и я на выданье. Да я не тороплюсь, но на всякий случай, если в Сорбонне сына миллионера не склею. Ты-то там хранишь нам верность? Поклянись. Подожди, а когда тебя ждать? Только к золотой свадьбе стариков, постой, постой, но до этого уже не так далеко, ура! А у нас дядя Андрей. Да, он великий генерал и Герой России. Папахен, я в этом не очень-то Копенгаген. Да, Герой России, не видел по телику, как ему вручали? У нас в «Санте-Варваре» была большая пьянка по этому случаю. Все «форсайты» кроме тебя. Да? А с кем приезжаешь? С большим бизнесменом? (Передразнивает немецкий акцент.) – нэмец? Какая жалость, что я не говорю по-германски. Я бы нашла богатого жениха, не отходя от кассы. Сколько? Пятьдесят? Молодоват для меня. Маму обниму и поцелую, непременно. Auf wiedersehen, папахен.

Входит Елена в вечернем костюме.

Она слышит последние фразы дочери.

Елена. Привет, дочура.

Дарья. Привет.

Елена. Кто это был – папа?

Дарья (утвердительно). Мм, он.

Елена. Что же ты мне не передала трубку?

Дарья. А ты бы хотела?

Елена. Даша!

Дарья. Ты можешь позвонить сама. Номер ты знаешь. (Пауза.) Где ты провела ночь, опять у подруги?

Елена (устало). Мм.

Дарья. У той же или у новой?

Елена. Даша! Это что, допрос?

Даша. Просто спросила, а что, нельзя?

Елена. Можно, но не в такой тональности.

Дарья. Понимаешь, эта подруга один раз позвонила по общему телефону, вниз, ей очень, видать, не терпелось, ты ей очень срочно понадобилась. А подошла я, и ты знаешь, у нее оказался, на удивление, очень знакомый мужской голос, такой, с хрипотцой, роковой или роковый, это как тебе будет угодно.

Елена. Ошиблись номером.

Дарья. Вряд ли, попросили-то Елену Сергеевну.

Елена. Ты считаешь на свете одна Елена Сергеевна?

Дарья. Такая, как ты, одна, и голос такой один. Уж очень узнаваемый.

Елена. У тебя хороший слух, дочка.

Дарья. Ты забыла, что водила меня учиться музыке?

Пауза, во время которой Елена устало раздевается и ложится на постель.

Дарья. Мама, мамуля, ну что с тобой происходит?

Елена. О чем ты, девочка?

Дарья. Я боюсь, мама, я очень боюсь.

Елена. Чего, дочка?

Дарья. Всего. Я боюсь за тебя, мама, за папу, за себя, за всех нас. Я же тебя хорошо знаю: у тебя ничего просто так никогда и ничего не бывает, ну как у других. Ты же не Лялька наша. Я сама в тебя пошла, именно поэтому и боюсь. И папин характер мне тоже известен, это ведь распад, раздрызг, разлад.

Елена. Ужасно, но что поделаешь, значит, так должно было случиться.

Дарья. Мама, подумай, с кем ты связалась. Он же лабух, он быдло, он грязь клубная.

Елена (раздраженно). Даша!

Дарья. Что Даша? Тебе сорок, а ему? Ты же понимаешь, что это абсурд?

Елена. Понимаю, Дарья, я все понимаю.

Дарья. Ну а раз понимаешь, остановись. Он позабавится с тобой, а потом променяет на длинноногую проститутку, на певичку в клубе. Мама!

Елена. Смешно, кто из нас дочь, кто мать. А, Даш?

Дарья. Ты о папе, обо мне, наконец, подумала? О репутации своей, наконец?

Елена. О какой такой репутации в наше-то время, Даша? У кого сейчас репутация? В чьих глазах репутация, доченька? Ты права, все, что происходит, абсурд, я понимаю. Да, да, гитарист, рок, да, мальчишка, да, ненадолго, да, бросит, но попытайся понять, я сейчас сама не своя. За двадцать с лишним лет жизни с твоим отцом такое впервые. В сущности, банальная история: муж далеко, надолго, видимся редко. Ты же знаешь, за двадцать лет все страсти поутихли, и у него, Даша, и у меня. Тебе сейчас трудно понять, да и не надо тебе этого сейчас понимать. Как говорится, все в свое время. Видать, мое время пришло. Взбрыкнула. Все счастливые семьи счастливы одинаково, все несчастные – по-своему.

Дарья. И что ты намереваешься делать дальше?

Елена. Откуда я знаю, доченька? Но ты меня сейчас не трогай, не доставай. Образуется как-нибудь, да, образуется. Потерпи, Дашка, потерпи.

Дарья. Ладно, мать, отсыпайся. Дать снотворное?

Елена. Дай. Спасибо. Прости, прости, Дашка, прости. (Плачет, уткнувшись лицом в подушку.)

Затемнение.

Сцена одиннадцатая

Там же, в доме Черкасских.

Столовая. Черкасский и соседка по Переделкину, ровесница Черкасского Наталья, по прозвищу «Туся».

Варвара Петровна здесь же.

Варвара Петровна (когда Черкасский вошел). Вот Туся зашла, а ты все спрашивал, куда пропала?

Туся. Я не пропала, Варька. Это вы с Сережкой пропали. Не заходите, зазнались совсем. А теперь еще сын Героя отхватил, надо же. Поздравляю тебя, Серега.

Черкасский. Спасибо, Туська.

Туся. Я бы хотела его лично поздравить, где он?

Черкасский. В Кремле, наверное. Увезли с утра, а зачем, понятия не имею. Может, в Москве оставят.

Туся. Оставят, ребята, оставят. Не волнуйтесь. Он свое отвоевал.

Варвара. Туся, это точно?

Туся. Точно.

Варвара. А ты откуда знаешь?

Черкасский. Туся всегда все первая знает. Ты что, забыла, мать?