Мы попрощались с могильщиком и поспешно вышли за пределы кладбища: обоим хотелось как можно скорее покинуть памятники и могилы.

– И что теперь делать? – спросила Эсти. – Как использовать эту информацию?

– Вряд ли Игнасио признает, что двадцать семь лет назад до полусмерти избил неизвестного парня, тем более что заявления не было, а у него есть этот его адвокат, но можно попытаться вытащить что-нибудь из его бывшей девушки. С тех пор как на Игнасио обрушились несчастья, она охотнее говорит о своих невзгодах. Я ей позвоню, спрошу, нельзя ли встретиться прямо сегодня. И постараюсь связаться с Тасио, хотя ему осталось всего два дня до возвращения в тюрьму, – начальство выделило слишком мало времени. В любом случае… кое-что меня тревожит. Не знаю, заметила ли ты, но после выхода из Сабальи он ни разу не пользовался своим аккаунтом в «Твиттере» и не обращался ко мне в своих сообщениях.

– Еще бы, когда вокруг такие дела… В социальных сетях все уверены, что он виновен; наконец-то хоть в чем-то полное единодушие.

– А что изменилось? С прошлыми убийствами все общественное мнение также на него ополчилось, тем не менее он писал по несколько твитов в день, – сказал я, пожимая плечами.

– Все, что мы знаем, – после выхода из тюрьмы он заперся у себя в квартире на улице Дато. Хотя по правде сказать, Унаи, если б я провела двадцать лет в тюрьме и впервые вышла на свободу на пять дней, я б вряд ли занималась бы «Твиттером» и прочими соцсетями. Я бы жила в полную силу.

«Жить в полную силу: все мы об этом мечтаем, и ни у кого не получается», – подумал я. Но вслух не сказал – не мне поучать других, как прожить свою жизнь.

Дело в том, что социальные сети дали передышку и мне. На мой адрес приходили соболезнования со всех концов планеты с выражением сочувствия из-за смерти Мартины. Люди привыкли пользоваться хэштегом #Кракен, обращаясь ко мне, будто я – общественная служба, работающая двадцать четыре часа в сутки, но, по крайней мере, никто не называл меня бездельником, хотя продолжали настаивать на том, чтобы мы задержали Тасио прежде, чем тот продолжит убийства.

Я достал телефон и отправил сообщение: «Хочу увидеться с тобой, Тасио» – на почтовый адрес Fromjail. Я знал, что Матусалем все время за ней следит и обязательно донесет эту информацию до Тасио, человека, который, проведя последние двадцать лет за решеткой, не знал, что значит носить с собой в кармане мобильный, постоянно подключенный к интернету.

Вскоре пришел ответ Матусалема:

«Кракен, я встревожен. Тасио не связывался со мной с тех пор, как вышел из тюрьмы. У нас такого уговора не было. Не знаю, сумею ли донести до тебя эту мысль, но уверен, что с ним что-то случилось».

11 августа, четверг

Я собирался набрать номер Альбы, но она позвонила сама.

– Унаи, мне нужно с тобой поговорить. Это личное.

– Мне тоже нужно кое-что рассказать вам, заместитель комиссара, – ответил я, не зная точно, как к ней обращаться – как любовник или как инспектор. – Где встретимся?

– Я бы не хотела, чтобы кто-то увидел, как я захожу в твой подъезд. Знаешь какое-нибудь место, где средь бела дня не толчется много народа?

– «Пасо-дель-Дуэнде», – быстро ответил я. – Одно из злачных мест города, где больше всего нападений на женщин и квартирных краж. Большинство его избегает. Но для нас с тобой лучше не придумаешь.

– А где это?

– Это подземный переход, который пересекает железнодорожные пути в конце улицы Риоха. С другой стороны выходит на Университетский бульвар. Не заблудишься. Увидимся через двадцать минут. – Я нажал отбой.

Вскоре мы встретились в темном тоннеле «Пасо-дель-Дуэнде». На всякий случай я добирался дотуда с противоположной стороны – с Железнодорожной улицы. Спустился по ступенькам. Альба меня уже ждала, рассматривая граффити, изображавшие голубоглазую девушку с зелеными волосами, выдувавшую в воздух пузыри.

Я прошел по темному тоннелю несколько метров, пока не вышел с другой стороны. Это было утро 11 августа, в подземелье ни души, а над пустынной улицей Риоха, которая в это время уже раскалилась, дрожал воздух.

– Что случилось, Альба? Рассказывай первая, – сказал я, подойдя к ней и готовый принять удар на себя.

– У меня не выходит из головы то, что случилось в ту ночь, когда мы смотрели на фонарную процессию, – тихо сказала она, пристально рассматривая граффити с девушкой. – Как думаешь, не мог нас на крыше кто-то видеть?

– Я тоже про это думал, – вздохнул я. – В это время на площади Белой Богородицы темно, все смотрят на фонари. Но, возможно, убийца был рядом с местом преступления, любуясь реакцией людей, и мог нас видеть. Я этого не исключаю. Я был уверен, что нас видел Эгускилор. Он мог узнать от сестры, где я живу, и оказаться поблизости, когда откинули простыню; это же он сфотографировал тела. Но, как видишь, я ошибался. На собственном горьком опыте убедился, что множество случайных совпадений совсем не обязательно ведут к разгадке.

– Почему он занялся твоим окружением? Все время себя про это спрашиваю. Что ты сделал такого, что придало всему делу более личный характер? Что изменилось? – настаивала она. – Ты специалист по психологии. Ты утверждал, что убийца выбирает жертв наугад, что для него они не более чем предметы, наделенные обязательными характеристиками, такими как возраст и фамилия. Но в этом случае он хотел наказать именно тебя, да так, чтобы было очень больно.

«У него получилось, Альба. Ты и представить себе не можешь, что означала для меня смерть Мартины. Ты и вообразить себе этого не можешь».

– Я уже про это говорил, – сказал я тоном профессионала. – Мы случайно нажали некую кнопку, не представляя, каков будет результат. Мы что-то нащупали, и убийца знает, что если мы потянем за веревочку, то рано или поздно его обнаружим. Самый действенный способ сбить нас с толку – втянуть наши семьи, чтобы ты отстранила нас от дела.

– Нет, Унаи, – сказала Альба. – Это не самый действенный способ сбить нас с толку. Поэтому я тебе и позвонила.

– О чем ты? – Я прислонился спиной к стене и посмотрел по сторонам.

– Унаи, я боюсь… – медленно проговорила она, не глядя на меня. – Я хочу, чтобы ты прекратил расследование. Когда тебе исполняется сорок?

Этого еще не хватало.

– Если ты про такое спрашиваешь, значит, все уже знаешь сама, – раздраженно ответил я.

– Завтра, в день Персеид, правильно? Поэтому ты меня и пригласил? Хотел отпраздновать этот день со мной?

– Я знаю, что ты не сможешь прийти, мне достаточно одного отказа.

– Не увиливай от разговора, я всего лишь хочу тебя защитить. Разве ты сам не боишься, что убийца на этот раз займется тобой?

– Если б ты знала, как я хочу, чтобы этот гад занялся мной! – воскликнул я, теряя самообладание; это было плохо, тем более в общественном месте, каким бы пустынным оно ни было. – Так я по крайней мере узнаю, кто он.