— Не беспокойся об этом, моя дорогая, — возразил Ипполит, — не велика беда, если пострадает его самолюбие и немного поболит сердце. Вольно этому безумцу вообразить себе, что ты можешь полюбить его, когда у него нет ни одного качества, которое даёт молодому человеку право рассчитывать на любовь молодой девушки. Разве у него нет глаз и ушей, что он не замечает, кто его соперник? Бентиволио никому не уступит своего места, а тем более школьнику, который возится со своими книгами и не умеет владеть оружием.

При этих словах вблизи послышался дикий крик. Влюблённые вскочили в испуге, Орсола прижалась к груди Бентиволио. В следующую минуту Джироламо, раздвинув ветки кустов, одним прыжком очутился перед ними, с бледным искажённым лицом. Вместе с ним появился его брат, который делал напрасные усилия, чтобы удержать его. Ипполит Бентиволио обнажил шпагу и сделал шаг вперёд.

— Вот поведение, вполне достойное мужчины! — воскликнул он с презрительной насмешкой. — Что может быть лучше, как подкараулить соперника из засады и внезапно напасть на него! Так всегда поступают рыцари! Не мешало бы хорошенько проучить вас, как это делают с трусами.

Джироламо не помнил себя от ярости и, сжав кулаки, бросился на своего противника. Но Оньибене оттолкнул его и сказал Ипполиту:

— Остановитесь, синьор, и не забывайте, что если мой брат безоружен, то моя шпага умеет мстить за оскорбление не хуже вашей. Я сам привёл сюда Джироламо, чтобы убедить его, что он — жертва гнусного обмана. Но довольно об этом, всем известно, что Бентиволио может многое позволить себе в Болонье, чего не простили бы ему в другом месте, наслаждайтесь любовью прекрасной синьорины и, если возможно, постарайтесь забыть в её объятиях, что вы ради своей забавы разрушили счастье всей жизни честного и порядочного человека. Пойдём, Джироламо, — добавил он, обращаясь к своему брату, который стоял неподвижно на месте и, по-видимому, находился в состоянии полного отупения.

Бентиволио сделал движение, как будто хотел ещё раз броситься на своего противника, но Орсола в порыве раскаяния встала перед ним, умоляя оставить дело без дальнейших последствий.

Оба брата вышли из сада и отправились на квартиру Джироламо, который был настолько убит нравственно, что лишился способности действовать самостоятельно. Оньибене не стоило большого труда уговорить его немедленно уложить свои вещи и ехать с ним в их родной город Феррару, куда он должен был отправиться по делам.

Это предложение до некоторой степени вывело несчастного юношу из его мрачного настроения. Ему казалось, что он не может более дышать воздухом Болоньи и оставаться в том месте, где он испытал столько горя и унижений.

Приезд обоих братьев в Феррару искренно обрадовал их родителей, которые были убеждены, что Джироламо решился исполнить их давнишнее желание и намерен приняться за какое-нибудь определённое занятие. Тем не менее от их внимания не могло ускользнуть, что мечтательный и серьёзный Джироламо сделался ещё более сосредоточенным и как будто умер для всего окружающего. Все попытки младших сестёр развлечь его оказались безуспешными: он не обращал никакого внимания на их шутки и поддразнивания. Между тем Оньибене не считал нужным сообщить кому-либо о причине мрачного настроения своего брата в надежде, что время излечит раны его больного сердца. Но так как Джироламо часто проводил ночи без сна и не только прогуливался по своей комнате, но даже совсем уходил из дому, то родные пришли к убеждению, что он ясновидящий, и стали ещё больше следить за ним. Когда они заметили, что Джироламо нередко вслух разговаривает сам с собою и, по-видимому, находится в состоянии внутренней борьбы с неприязненными силами, то у них появилось подозрение, что его мучают по ночам таинственные видения и даже, быть может, злые демоны, которые хотят совратить его с истинного пути.

Таким образом, даже ближайшие родственники поняли превратно странное настроение юноши, а за ними и посторонние люди стали говорить, что он склонен к сомнамбулизму и его преследуют видения. Вследствие этого окружающие стали чувствовать по отношению к Джироламо неопределённый страх и избегать его; это было тем приятнее для него, что ему самому не приходилось бегать от их общества.

Трудно передать на словах всё то, что происходило в душе несчастного юноши. Он вынес тяжёлую борьбу, и чем яснее становилось в нём сознание, что им руководило всегда одно желание добра и что ему нет никакого повода упрекать себя за своё увлечение, тем более слабела его вера в благость провидения. Но вскоре лучшие чувства заговорили в его душе и взяли верх над эгоистическими помыслами. Постигшее его горе находилось в тесной зависимости от печальных общественных условий того времени. Ипполит Бентиволио был одним из первых представителей тех могущественных домов, которые добровольно присвоили себе господство над своими согражданами и ни в чём не признавали для себя никакого стеснения. Точно так же относилась к людям и Орсола Кантарелли, эта бессердечная себялюбивая кокетка, которая не имела другой цели в жизни, кроме удовлетворения своего тщеславия. Из-за высокомерия и властолюбия знатных родов постоянно приносились жертвы, составлялись заговоры, гибло семейное счастье и благосостояние многих тысяч людей; мнимых преступников подвергали пыткам и казням.

Страдания, вынесенные Джироламо, были только отражением зла и бедствий, господствовавших в целом мире. Мало-помалу в душе юноши созрело убеждение, что Господь избрал его своим орудием и послал ему испытание, чтобы указать ему путь, по которому он должен идти, чтобы принести пользу своим современникам и всему человечеству. Теперь он ясно понял, против чего он должен бороться, и решился всецело предаться своему призванию.

Но ему необходимо было сосредоточиться и приготовиться к великой задаче, которой он хотел посвятить свои силы, поэтому с энергией фанатика он решил немедленно поступить в монастырь. Чтобы убедиться самому и убедить других, что он совсем покончил с прошлым, он хотел начать новую жизнь в том самом городе, где случилось несчастное событие, повлиявшее на его дальнейшую судьбу.

Раз ночью Джироламо тихо встал с постели, чтобы не разбудить домашних, и вышел из дому, как делал это часто в последнее время; но теперь он навсегда простился с родительским домом. Зная заранее, что отец будет против его поступления в монастырь, он не посчитал нужным спрашивать его согласия, тем более что отныне намерен был исполнять только то, что ему приказывала принятая им на себя обязанность относительно Бога и человечества.

Джироламо отправился в Болонью и шёл безостановочно до тех пор, пока не достиг доминиканского монастыря. Он пожелал видеть настоятеля, который с