Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видимо, было бы несправедливо делать ответственным за эту недоработку одного Сталина — в стране трудился большой отряд обществоведов, до сих пор блуждающих в трех соснах, — но доля его вины, и немалая, тут имеется. Он был начитанным, самостоятельно мыслящим марксистом и должен был учесть хотя бы то, что писал о производственных отношениях Энгельс.
«Под экономическими отношениями, которые мы считаем определяющим базисом истории общества, — указывается в письме В. Воргиусу 25 января 1874 года, — мы понимаем тот способ, каким люди определенного общества производят средства к жизни и обменивают между собой продукты (поскольку существует разделение труда). Таким образом, сюда входит вся техника производства и транспорта. Эта техника, согласно нашим взглядам, определяет также и способ обмена, затем способ распределения продуктов и тем самым после разложения родового строя также и разделение на классы, отношения господства и подчинения, государство, политику, право и т. д. В понятие экономических отношений включается далее и географическая основа, на которой эти отношения развиваются, и фактически перешедшие из прошлого остатки прежних ступеней экономического развития, которые продолжают сохраняться зачастую только по традиции или благодаря vis inertia (силе инерции. — Сост.), а также, конечно, внешняя среда, окружающая эту общественную форму.
Если, как Вы утверждаете, техника в значительной степени зависит от состояния науки, то в гораздо большей степени наука зависит от состояния и потребностей техники. Если у общества появляется техническая потребность, то это продвигает науку вперед больше, чем десяток университетов. Вся гидростатика (Торричелли и т. д.) была вызвана к жизни потребностью регулировать горные потоки в Италии в XVI и XVII веках. Об электричестве мы узнали кое-что разумное только с тех пор, как была открыта его техническая применимость. В Германии, к сожалению, привыкли писать историю наук так, как будто бы науки сваливаются с неба» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 39. С. 174).
Существенное несовпадение между этим и сталинским пониманием экономических отношений совершенно очевидно. Создается впечатление, что перед нами воззрения двух разных научных школ. Это очень занимало еще студентов 50-х годов, в ответ на вопросы которых профессора только разводили руками.
Главное различие этих подходов состоит во включении или же невключении в экономические отношения техники производства и транспорта, в выдвижении на первый план либо техники, либо собственности. Однако непримиримого противостояния между Энгельсом и Сталиным в этом вопросе нет. Стоит ввести в рассмотрение производственных отношений пространственно-временные параметры, как мы убедимся, что Энгельс прав с точки зрения общеисторического процесса, Сталин выражает истину своей эпохи, и все искусство обществоведа-диалектика и политика состоит в том, чтобы с надлежащим чувством меры совместить оба эти угла зрения. Несколько упрощая мысль, скажем так: надо знать, когда технику производства делают экономические отношения, и надо знать, когда экономические отношения делает техника производства. Возможно, Сталин не вытягивал эту проблему теоретически, но обладал незаурядной интуицией. Все его преемники (за исключением, может быть, Ю. Андропова) не имели ни теоретических знаний, ни интуиции.
2. Закон стоимости при социализме. Сталин высказывается за его признание, спорит с экономистами. Проявлениями этого закона в советском хозяйстве он считает оплату по труду разной квалификации, наличие таких категорий, как цена, себестоимость. «Вот когда мы станем распределять по потребностям, а не по труду, тогда будет преодолен закон стоимости. Сейчас же мы еще вертимся, находимся в пределах закона стоимости. Мы хотим выйти из этого закона, преодолеть его, но еще не вышли, не преодолели».
В качестве примера Сталин приводит наличие двух пен и двух рынков, «нашего» и «ненашего», между которыми идет борьба, выходящая из-под контроля государства.
По пути здесь высказывается распределенческая концепция закона стоимости, без учета его глубинной связи с состоянием производительных сил. Сталин обходит тот факт, что стоимость как мера расходования общественно необходимого рабочего времени на изготовление данного продукта, за пределы которой общество может выйти только с риском разориться (независимо от ее конкретно-исторической модификации), присуща производству всегда. В этом смысле ни о каком «выходе» за пределы закона стоимости, его «преодолении» не может быть и речи. Другое дело — товарно-капиталистическая форма этого закона, которую должна была шаг за шагом сбрасывать социалистическая экономика.
Говоря о преходящем характере закона стоимости в указанной форме. Сталин должен был отметить сохраняющиеся пока основания его существования. Это а) многоукладность технико-технологического базиса производства, невыровненность его оснащенности современными средствами труда, технологического уровня различных его отраслей, звеньев и участков; это б) собственническая многоукладность экономики, с необходимостью предопределяющая экономическое противопоставление друг другу монопольных хозяев различных материальных и духовных благ, а значит, и обмен продуктами в товарно-денежной форме. Преодоление этих факторов, а не появляющееся неизвестно откуда распределение по потребностям, которое само зависит от данных предпосылок, и даст искомый результат. Общество отнюдь не перестанет считаться с затратами, с тем, что надо производить не меньше, чем потреблять (и в этом смысле сохраняется закон стоимости), — оно ликвидирует возможность присваивать незаработанное, паразитарно наживаться на формах собственности и обмена.
Оставляя пока в стороне теоретические сюжеты, надо пару слов сказать о практике. В довоенное время партийные и советские органы чутко реагировали на разницу цен на «нашем» и «ненашем» рынке. Помню с детства: мой отец, работавший в системе потребительской кооперации, не раз рассказывал о завозе в ее ларьки и магазины дешевых ходовых, пользующихся повседневным спросом товаров, будь то помидоры или ягоды, караси или мед, маринованные огурцы или моченые яблоки, обувь или мануфактура. Предметом его гордости служило вызываемое тем самым снижение базарных цен, а значит, и выигрыш для малоимущего большинства покупателей-трудящихся. Это была в целом правильная политика, отказ от которой способствовал отрыву КПСС от трудящихся масс.
3. Плановое хозяйство. Сталин говорит о невозможности при капитализме планировать производство «во всенародном масштабе, потому что хозяйства там разъединены». В то же время он признает, что «там возможно планирование, иногда и очень неплохое, хорошее планирование внутри отдельных предприятий, трестов, картелей, синдикатов и т. д.».
Что касается Страны Советов, то «у нас плановое хозяйство — такая же неизбежность, как потребление людьми хлеба. Вытекает это из того, что все предприятия у нас объединены государством».
«Хорошо бы определить задачи планирующего центра», — подчеркивает Сталин. Первой, самой общей среди них он считает необходимость «обеспечить самостоятельность народного хозяйства страны… Надо все иметь в своих руках, не стать придатком капиталистического хозяйства». Есть отчего сердиться на Сталина господам капиталистам!
Вторая задача, по Сталину, — «это строить развитие промышленности, хозяйства в интересах победы