Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Третья задача планирующего центра, по Сталину, — не допустить диспропорции в народном хозяйстве».
К сожалению, в беседе прямо не сказано об ориентации социалистического производства на общественные и личные потребности в их реалистическом сопряжении с производственными возможностями и ресурсами общества. Эта проблема так и не была с должной серьезностью поставлена за весь советский период истории, что и позволило ее прикрыть рыночной, по сути, капитализаторской демагогией. Между тем еще молодой Энгельс, ссылавшийся на авторитет старых английских социалистов, а также Фурье выдвигал и решение, которое должен принять каждый коммунист. Размышляя о причинах торговых кризисов, периодически поражающих буржуазное общество, он отмечал: «Если бы производители как таковые знали, сколько нужно потребителям, если бы они организовали производство, распределили его между собой, то колебания конкуренции и ее тяготение к кризису были бы невозможны. Начните производить сознательно, как люди, а не как рассеянные атомы, не имеющие сознания своей родовой общности, и вы избавитесь от всех этих искусственных и несостоятельных противоположностей… Истина конкуренции, — резюмировал Энгельс, — состоит в отношении потребительной силы к производительной силе. В строе, достойном человечества, не будет конкуренции, кроме этой. Общество должно будет рассчитать, что можно произвести при помощи находящихся в его распоряжении средств и сообразно с отношением этой производительной силы к массе потребителей определить, насколько следует повысить или сократить производство, насколько следует допустить или ограничить роскошь» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. I. С. 561–562).
«Демократы» привыкли пугать обывателя бюрократической тенью Госплана, «военным коммунизмом» и прочими «буками», совершенно не вникая в конкретно-историческое происхождение и содержание этих институтов и явлений и преследуя единственную цель — вызвать психологическое отторжение всего, что связано с социалистическим строем. С особым наслаждением они потешаются над планированием из центра всего «до последнего гвоздя», которое сами выдумали и которого никогда не было. Тем самым отбрасывается то рациональное и необходимое, что связано с научным регулированием хозяйственной жизни всего общества. Его уверенное, стабильное функционирование и развитие ныне вообще невозможно без того, что, например, А. Сергеев называет стратегическим эшелоном планирования. Речь идет не о мелочной опеке, не о вписывании в единый народно-хозяйственный план десятков миллионов узлов и деталей, а об укрупненное дирижерском контроле тех блоков экономики, от которых зависит благосостояние народа в целом. Их, по нашему представлению, семь:
— отрасли, обеспечивающие научно-технический прогресс во всем народном хозяйстве;
— топливно-энергетический комплекс;
— добывающая индустрия;
— сельское хозяйство;
— транспорт и связь;
— оборонная промышленность;
— торгово-сервисная инфраструктура, обеспечивающая снабжение населения всеми необходимыми товарами и услугами.
Ими и должен заниматься «планирующий центр», если взглянуть на задачу, поставленную Сталиным в начале 40-х годов, с позиций 90-х.
4. Дифференцированная оплата труда при социализме. «Здесь Энгельс запутал наших людей», — так начинается в записи пассаж, посвященный этой теме. В той записи, которую я читал в начале 50-х годов и которую, не сумел потом найти, говорилось еще категоричнее (цитирую по памяти): «Энгельс ни черта не понимал в производстве, сам запутался и нас запутал». Это заявление Сталина, который, послухам, «не жаловал» Энгельса, в адрес последнего, практика-фабриканта, звучит странновато, хотя, с другой стороны, некоторое основание для него все же есть.
Разумеется, Энгельс не был сторонником грубо-уравнительного распределения при новом строе. В «Анти-Дюринге» он показывает несостоятельность утверждения объекта своей критики о том, что «всякое рабочее время, без исключения и принципиально, — следовательно, без необходимости выводить сначала какую-либо среднюю, — совершенно равноценно». Энгельс отлично понимает различие между простым и сложным, квалифицированным и неквалифицированным трудом, но все же дает повод д ля упрека. «Как же в целом разрешается важный вопрос о более высокой оплате сложного труда? — читаем в главе VI. — В обществе частных производителей расходы по обучению работника покрываются частными лицами или их семьями; поэтому частным лицам и достается в первую очередь более высокая цена обученной рабочей силы: искусный раб продается по более высокой цене, искусный наемный рабочий получает более высокую заработную плату. В обществе, организованном социалистически, эти расходы несет общество, поэтому ему принадлежат и плоды, т. е. большие стоимости, созданные сложным трудом. Сам работник — вот что вызвало замечание Сталина, — не вправе претендовать на добавочную оплату. Из этого, между прочим, следует еще тот практический вывод, что излюбленный лозунг о праве рабочего на «полный трудовой доход» тоже иной раз не так уж неуязвим» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С 207.).
В защиту Энгельса можно сказать, что он понимает вопрос тоньше, чем Сталин. Его осторожная формулировка «не вправе претендовать» отнюдь не означает отказа. Тем самым фиксируется, скорее, морально-юридическая, чем экономическая сторона дела. Но прав и Сталин. Как практик он должен быть уверен, что при социализме все — и квалифицированные и неквалифицированные люди — еще долго не должны «получать по-среднему». Энгельс смотрит далеко вперед, не задерживаясь на промежуточных ступенях, Сталин так поступить не может.
18. К вам обращаюсь я, друзья мои! Выступление по радио 3 июля 1941 года. Заголовок составителя.
Первый выход к народу на 14-й день Великой Отечественной войны.
Гигантская литература, посвященная этому периоду, изобилует домыслами о якобы испытанном Сталиным шоке, о его прострации и даже панике после 22 июня. Однако на Сталина это не похоже, а содержание речи свидетельствует, что с начала боевых действий он был всецело поглощен огромной, многоплановой организаторской работой. Во всяком случае, подобные документы без деловой проработки конкретных вопросов лишь по наитию не рождаются.
О том, что Сталин, вопреки всевозможным спекуляциям на сей счет, был внутренне подготовлен к самому драматическому повороту событий, свидетельствует как обилие донесений о подготовке Гитлером удара по Советскому Союзу (см.: Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С. 198–223), так и следующий эпизод. «5 мая на совещании в Кремле один бравый комкор заявил, что наш бронепоезд стоит на запасном пути. Сталин тотчас охладил его:
— Какая чушь! Какой запасный путь, когда враг стоит у границ Советского Союза!» (Рыбин А. Рядом со Сталиным. Записки телохранителя. М., 1992. С. 21).
Как известно, в первый день войны по радио выступил Молотов. Где Сталин, что с ним, чем занят? — эти вопросы не переставали занимать всех простых людей даже в дальней «глубинке».
Сталин не стремился прослыть искусным оратором. Он редко прибегал к красотам стиля, но «брал» слушателя неопровержимой логикой, ясностью и краткостью суждений, прямым включением сказанного в практику.
Речь