Два года спустя, в день, когда рождается первый ребенок Ливи, они с Зигги дают клятву, что расскажут сыну свои истории и, что более важно, расскажут о том, как им удалось выжить, чтобы поделиться с ним частичкой себя.

– Хотя это так грустно, – размышляет Ливи. – Но чтобы понять нас, он должен узнать о том, что с нами случилось.

– Ливи, наш ребенок родился только вчера, и вечером ты впервые уснула без слез. Знаешь почему?

Ливи спокойна, задумчива. Одед лежит у ее груди, хотя она не уверена, что у нее уже есть молоко.

– Знаю, Зигги. Наверное, потому, что я теперь мама. Мне всегда будет не хватать моей мамы, но вчера вечером я почувствовала, что она начинает новый путь, направляет меня, чтобы я стала такой же матерью, как она. Наш дом потерян, но мама – нет. Она больше дома во Вранове. Этот ребенок больше.

Когда Одеду исполняется месяц, сестры встречаются в квартире Ливи. Мужья на службе, а дети с радостью носятся по квартире, играя в прятки.

Магда на большом сроке беременности вторым ребенком.

– Надеюсь, это девочка, – говорит она. – Мысль о двух девочках мне нравится.

– Понимаю, – смеется Циби. – Мои мальчишки сводят меня с ума.

Кароль и Йозеф криками пытаются выманить спрятавшуюся Хаю из укромного места.

– Ты все молчишь, Ливи. Сильно устаешь? – спрашивает Магда сестру.

– Все в порядке, просто я думаю о ком-то.

– Из лагеря? – интересуется Циби.

– Да, из лагеря. О девушке, которая была со мной в больнице.

– Матильда, – в один голос произносят Магда и Циби; им известны подробности суровых испытаний сестры.

Магда вздрагивает:

– Наверное, у каждой из нас есть одно воспоминание, которое запомнилось больше других.

– Ну вы обе знаете о моем, – вздыхает Циби.

– Девушки с одеялом, – говорят Ливи и Магда.

Циби кивает, тоже задрожав.

– Я не знаю о твоем, Магда, – говорит Ливи. – Ведь не знаем, Циби?

– Ну у меня мало шансов на первое место. – Магда печально улыбается. – Но есть одно, к которому я возвращаюсь чаще, чем к другим. Помните тот день, когда Фолькенрат привезла меня в Освенцим?

– Когда она не сказала тебе, куда вы едете? – уточняет Циби.

Магда кивает:

– По пути она не сказала ни единого слова, но это было до того, как она приказала мне сесть в машину. Я была на сортировке, открывала эти несчастные посылки для мертвых, когда она вошла и позвала меня по имени. – Магда проглатывает ком в горле. – Ну там я еще раньше подружилась с девушкой моего возраста. Она была чешкой, и у нее была сестра в Освенциме. Она попросила меня передать сестре, что с ней все в порядке и что она пытается найти способ вернуться в Освенцим.

– Ты это сделала? – спрашивает Ливи, недоумевая, почему никогда не слышала эту историю.

– Я выяснила, что ее сестра умерла. Я могла бы передать ей это через одного из заключенных, по-прежнему приходящих в Биркенау на работу, но не стала. – Магда опускает голову.

– Скажешь почему? – спрашивает Ливи.

– По-моему, я знаю почему, – говорит Циби.

– Я представила себя на месте той девушки, получающей известие о том, что ты или Ливи умерла. – Магда тяжело вздыхает. – Мысль об этом была невыносима, так что я просто забыла о девушке.

– Только на самом деле ты не забыла, – говорит Циби.

– В этом бесчеловечном месте мы все же умудрялись чувствовать себя виноватыми. – Ливи в недоумении качает головой. – Вы можете в это поверить?

Все дети теперь плачут. Даже Одед проснулся и требует еды. Ливи прикладывает его к груди, пока Магда и Циби готовят еду в крошечной кухоньке Ливи.

– Ешь! – Магда передает Ливи полную тарелку латкесов, картофельных оладий. – Это полезно для твоего молока.

Ливи засовывает одну оладью в рот и жует. Дети прыгают на кровати Ливи, и никто не велит им остановиться.

– Пожалуй, я бы хотела продлить этот момент навечно, – беря еще один латкес, говорит Ливи. – Я сейчас с сестрами и нашими детьми и…

– И у нас есть латкесы, и, если не ошибаюсь, позже мы выпьем того превосходного вина Зигги, – подхватывает Циби. – Знаете, когда-нибудь мы станем бабушками и, возможно, даже прабабушками.

– Ты столько не проживешь, Циби. Как самая старшая, ты уйдешь задолго до правнуков, – хихикает Ливи.

– А может, и проживу, никогда не знаешь наверняка. Просто я думаю: будем ли мы относиться друг к другу, как сейчас?

– Конечно будем, – уверена Ливи.

Одед снова уснул, и она относит его в плетеную колыбель в свою спальню. Дети, вдоволь напрыгавшись, крепко спят на ее кровати.

– Давайте выпьем по бокалу вина Зигги, а? Совсем чуть-чуть?

Покачав головой, Магда указывает на свой живот:

– Я бы выпила апельсинового сока.

Сестры поднимают бокалы и в один голос произносят:

– За маму!

Магда вспоминает тот последний раз, когда видела мать в той классной комнате. Они с дедом упрашивали, чтобы им разрешили пойти с Магдой, куда бы ни отправили ее глинковцы, но она заверила их, что скоро вернется, хотя понимала, что это, скорее всего, не так.

Магда смотрит, как сестры потягивают вино и жуют латкесы. Она осознает, что тогда отсрочила страдания матери, не более того. Небольшое проявление доброты, и то же самое связывает сестер и сейчас: мелкие проявления доброты и заботы. Им не надо больше обновлять договор о взаимной заботе, поскольку это обещание такая же часть их, как и дети. Но все же она вновь поднимает бокал:

– За наше обещание!

Сестры чокаются, и дети просыпаются все сразу.

Через четыре года после рождения сына у Ливи с Зигги появляется маленькая девочка. Они называют ее Дорит. Одеду нравится роль старшего брата, защитника сестры и, по его мысли, своей имы, мамы.

Эпилог

Реховот

Декабрь 2013 года

– Они пришли! Одед, иди встречай свою тетушку! Не могу дождаться, когда увижу Циби! – кричит Ливи.

Она перевешивается через ограждение балкона в своей