– Правда? Почему?

– В испанской тюрьме у нее не будет внешней связи с каморрой, что заметно утяжелит ей пребывание там.

– Да, надо будет сыграть и на этом, а скажи, мы не можем посулить ей какую-нибудь конфетку, что-нибудь, что подтолкнет ее к сотрудничеству?

– Я не уполномочен предлагать ей какое-либо соглашение, но… посмотрим. Ты готова?

– Кажется, готова.

Марианна Мадзулло не осунулась и не постарела, на ее лице не оставили следов чрезмерные страдания. Она была спокойна, может, только слегка раздражена – вот и все. Мне она улыбнулась. Я окинула ее оценивающим взглядом:

– Мозги у вас работают что надо. Вы сами придумали весь этот план?

– Не понимаю, о каком плане вы говорите.

– Сейчас поясню: Катанья докучал вам, мы тоже. И тогда вы сделали тройной звонок: Катанье сообщили, где будем в тот день мы, потом дали информацию нам, а заодно и своим друзьям из каморры, которые тоже шли по его следу. Из этого прекрасного плана не удалась только одна вещь: Катанья не успел убить меня. Все остальное получилось: каморра разделалась с Катаньей и вытащила вас из гостиницы, куда мы вас поместили. Почти идеальная операция.

– Звучит красиво, но все это неправда.

– Я никак не могу понять двух вещей: зачем убивать полицейского? Ведь обычно никакого толку от этого не бывает: один умирает – на его место сразу встает другой. И еще: почему было не отдать Катанью прямо в руки мафии?

– У меня и в мыслях не было готовить ваше убийство, инспектор. Вы же сами правильно сказали: зачем? Но вы появились, и это стало приманкой – она заставила Катанью выйти из укрытия, которого никто из нас не знал. А вот Катанья действительно хотел вас убить, но он был настоящим психом, о чем я вам, если помните, и говорила во время нашей с вами первой беседы. По сути дела, я вам жизнь спасла, потому как он бы вас все равно убил – не сегодня, так завтра.

– Огромное вам за это спасибо. А почему каморра охотилась за Катаньей?

– Каморра была связана с этим делом только одним боком: они вытащили меня из гостиницы – вот святая правда. О чем я сама их и попросила, потому что боялась, как бы меня не обвинили в преступлениях, которых я не совершала.

– А разве не они выстрелили в Катанью из дома, расположенного напротив гостиницы?

– Нет.

– Вы меня разочаровываете, Марианна. Женщина, способная изобретать такие сложные планы, не должна затем отрицать совершенно очевидные вещи.

– Каморра не имела никакого отношения к убийству Катаньи.

– Так кто же тогда его убил?

– Откуда мне знать!

Абате потерял терпение, он встал перед Марианной и наставил на нее палец:

– Марианна, мы заставили инспектора Деликадо прилететь сюда из Барселоны, и она не отправится обратно с пустыми руками, это я вам могу обещать.

– Так вы что, хотите, чтобы я чего-нибудь насочиняла ради ее удовольствия?

– Нет, в крайнем случае ты отправишься вместе с ней в Испанию.

– Как это в Испанию?

– Инспектор потребует твоей экстрадиции.

– Так ведь в Испании мне не предъявлено никаких обвинений.

– Будут предъявлены.

Она занервничала, начала теребить волосы и что-то ворчать себе под нос. Потом с вызовом посмотрела на Абате и решительно произнесла:

– Вы это нарочно говорите – лишь бы напугать, да я тоже не дура набитая.

– Катанья совершил убийства в Испании, а ты его соучастница.

Она буквально подпрыгнула на своем стуле:

– Соучастница? Сами же говорили, что я помогла с ним разделаться. Вы со мной играете, инспектор. Что вам от меня надо, зачем вы меня так мучите?

Мы продолжали эту нелепую игру еще пару часов. Я давила на нее, пыталась продемонстрировать, что одно ее показание противоречит другому. Абате пытался запугать Марианну экстрадицией в Испанию и одновременно давал туманные обещания обойтись с ней по-хорошему, если она скажет, кто и за что убил киллера. Но на Марианну не действовали никакие запугивания, никакое давление. В ней чувствовалась какая-то врожденная живучесть, и я даже подумала, что, видно, она успела побывать в самых разных переделках. И еще я поняла, что легко мы ее сопротивления не сломим. Я же, напротив, уже плохо владела собой и попросила Абате сделать перерыв.

Мы отправились обедать. Я так устала, словно на вопросы пришлось отвечать мне самой. Абате был серьезен и целиком погрузился в свои мысли. Он не сказал мне ни слова, пока нам не принесли еду. И только тогда он поднял глаза и пылко спросил:

– Ну почему, почему эта женщина уперлась и отрицает очевидное? “Не знаю, кто убил Катанью”. Это ведь смешно, это совершенно по-детски. Ведь она же сама предупредила каморру! Почему бы ей сразу не признаться?

– Если она признается, что выдала Катанью мафии, она сразу превратится в соучастницу убийства. Ну кто без сопротивления согласится на это?

Абате накинулся на спагетти с таким видом, словно перед ним были заклятые враги. И тут же сказал, с трудом скрывая отчаяние:

– Какой-то дьявольский узел, и никому из нас, боюсь, его не распутать!

– Мне жаль, что я втянула тебя во все это, – отозвалась я сокрушенно.

Он беспечно помахал рукой в воздухе, словно желая показать, что не о чем тут жалеть.

– Я бы хотела продолжить допрос сегодня же, – сказала я.

– А мне подумалось, что лучше оставить конец дня свободным и снова допросить ее завтра утром.

– Для чего оставить конец дня свободным?

На лице его отразилось разочарование, и он ответил нервно:

– Ну, не знаю, может, ты захотела бы поздороваться с Торризи, посмотреть, как он допрашивает главарей мафии…

– К сожалению, истекает срок, поставленный мне моим шефом. Я не могу надолго задерживаться в Риме. Так что лучше отдать сегодняшний день работе.

– Как желаешь, – ответил он серьезно.

Марианна Мадзулло была частью криминального мира, поэтому, вероятно, на нее и не действовали традиционные методы допроса, основанные на давлении и угрозах. Она играла отведенную ей судьбой роль и следовала правилу: смейся над полицией, пока можешь, а коли попадешься, держи рот на замке и отдай себя на волю случая. Теперь, опять оказавшись рядом, я смотрела на нее совсем иначе – скорее с человеческим любопытством, чем с профессиональным интересом. Какие жизненные обстоятельства сделали из нее то, что она есть? Я всегда считала, что гораздо труднее вырваться из мира мелкого криминала, чем отказаться от серьезного преступного пути. Чтобы выжить, Марианна крутилась среди воришек, наемных убийц, всякого рода жулья и проституток: кража в магазине бытовых приборов, поручения от каморры… А еще были любовные увлечения, личные отношения, дружеские узы. Вполне возможно, она уже просто не могла выбраться из этой среды. Она знать не знала итальянских законов, а потому не догадывалась, в чем конкретно ее обвинят и какой срок заключения потребует для нее судья. Вместе с тем мне казалось, что перспектива оказаться в тюрьме Марианну не слишком пугала. Ведь она уже там побывала. Нельзя было исключить даже того, что такую отсидку она воспринимала как своего рода отдых от полной треволнений жизни. До сих пор мы пытались согнуть ее, подчинить себе ее волю, однако с ней, пожалуй, следовало вести себя по-другому. Думая о Марианне, я ни разу не почувствовала даже намека на жалость, а это со мной редко случается. Слишком живо было в памяти воспоминание о Джульетте Лопес. Совершенно напрасная смерть, жестокая, ужасная… Но, вполне возможно, мы должны были все-таки оставить место и сомнению: а вдруг Марианна Мадзулло не имела никакого отношения к этому убийству, а вдруг не имела…