И я попросила Маурицио оставить меня с ней наедине – второй допрос я проведу с глазу на глаз. Мне требовалось переосмыслить свои цели, разомкнуть стороны треугольника, дать ей высказаться. Инспектор Абате согласился. Он пообещал, что будет находиться поблизости на тот случай, если мне понадобится переводчик. Я вошла в комнату для допросов.

Марианна Мадзулло, которая была хитрой как кошка, тотчас уловила перемену в моей стратегии. Когда я села перед ней и попросила рассказать историю своих отношений с Катаньей, она не сочла нужным выказать удивление, а просто подняла брови, вытаращила глаза и пару раз глубоко вздохнула. В такой реакции мне почудилась грусть.

– Что вы хотите услышать?

– Каким он был?

Она задумалась, будто выбирая в прошлом момент, с которого лучше начать рассказ, и это меня обрадовало: значит, она согласилась побеседовать со мной по-простому.

– Я познакомилась с ним у себя в квартале, однажды мне его представили… Сейчас-то уж трудно припомнить все в точности. Он приехал в Рим из Калабрии и выглядел полным деревенщиной. Но до чего же он был красив! Высокий, сильный, с большими глазами, которые пронзали тебя насквозь. Только не думайте, что мы вот так сразу с ним и сошлись, нет. Он за мной ухаживал, старался нарочно попасться на глаза, приглашал в бар выпить шипучего вина, водил в кино… Потом мы стали разговаривать и про более личные вещи – и тут я просто обалдела: этот парень был еще более одинок, чем я! Мои родители умерли, когда я была совсем молоденькой, у меня был брат – он уехал искать работу в Америку и так там и сгинул. А вот Рокко… Мне даже показалось, что у Рокко и вовсе никогда никакой семьи не имелось. Знаете, он в жизни ничего не рассказывал про свое детство; может даже, он и вырос-то в приюте, но не хотел в этом признаваться.

– Никто не пожелал забрать его тело из морга – ни в Испании, ни в Италии, – вставила я.

– Видите? Вот и я о том же: никого у него не было, один-одинешенек. Что мне конечно же не нравилось. И еще одна вещь мне в нем не нравилась: ему плохо давалось общение с другими людьми. А вы ведь сами знаете, как это важно в отношениях мужчины и женщины – ну, чтобы было, значит, взаимопонимание.

Как всякий необразованный человек, Марианна, говоря о любви, использовала избитые выражения и штампы. Я кивнула, показывая, что согласна с ней. Она продолжила свой рассказ и с каждой фразой держалась все увереннее:

– Нет, вообще-то была еще одна вещь, и она просто выводила меня из себя: он всегда был серьезным. Не умел шутить. Не смеялся. Позднее-то я дотумкала, что все такого рода черты, они бывают у сумасшедших: когда смотрят всегда очень пристально, не рассказывают о себе, не смеются… Но тогда ничего подобного мне в голову не приходило. Да и кто бы такое вообразил? Ну а во всем другом он вел себя как настоящий мужчина: относился ко мне с уважением, старался ухаживать как надо. И знаете, он был не из тех, что покрикивают на женщин или держат их за дур набитых. Короче, что тут еще скажешь – мы с ним, что называется, сошлись, и почти сразу же он предложил мне выйти за него замуж.

– Замуж? – переспросила я, не поверив своим ушам.

– А что, вам кажется, не найдется такого идиота, который захотел бы на мне жениться? – обиделась она.

Я, стараясь исправить положение, поспешила объяснить:

– Да нет, мое удивление не к вам относилось, я из-за него удивилась.

– Что ж, наверное, это и вправду было странно, во всяком случае, слишком поспешно, но он хотел, чтобы мы поженились как можно скорее, говорил, что у нас с ним будет свой дом с садом неподалеку от Рима. И все твердил, что он не какой-нибудь там жалкий неудачник, уж он-то не намерен всю жизнь кой-как перебиваться. Уверял, что из-под земли добудет денег и что в нашем доме будет много-много шкафов и кровать с балдахином. – Она вдруг рассмеялась. – Вы только подумайте – кровать с балдахином!

Я тоже рассмеялась. Она глянула на меня с симпатией, будто мы с ней зашли поболтать в бар, а не находимся в комиссариате.

– Вот так! Бедняга небось увидел что-то похожее в кино и возмечтал спать в такой кровати, чтобы с четырех сторон она была закрыта портьерами, а над головой – ну, вроде купола. Но я-то знала, что он еле-еле сводит концы с концами, занимаясь разного рода грязными делишками, всякой мелочевкой, конечно; хотя мне и самой приходилось делать то же самое – все мы в нашем районе так жили. Про дом с садом и кучей шкафов – мне было сразу ясно, что это у нас вряд ли когда будет, но слышать от него про такие мечты было очень даже романтично. Слава богу, что я не вышла за него замуж! Вы представляете, инспектор, что значит быть женой сумасшедшего, ну совсем сумасшедшего?

– Но ведь вы могли бы в любой момент уйти от него, развестись.

– Не знаю, как в вашей стране, но у нас в Италии, если женщина выходит замуж, то это уж на всю жизнь. По крайней мере, так меня воспитывали.

– Тогда, конечно: слава богу, что вы с ним не поженились!

– Именно что слава богу, – сказала она, глядя на меня не без осуждения. – Мы довольно долго так прожили: ходили куда-нибудь вместе, спали вместе – короче, как это всегда и бывает. И вот однажды он сообщает, что у них с друзьями есть один план. Они решили грабануть магазин бытовой техники, и он предложил мне пойти с ними. По его словам, мы заработаем кучу денег и это будет только начало. Трудно сказать, где у меня была в тот миг голова, но я согласилась. Он познакомил меня с какими-то типами, еще большими голодранцами, чем он сам, и… Ладно, чем дело кончилось, вы и без меня знаете. А потом… Когда его выпустили из тюрьмы, он заявился ко мне домой. Хотел, чтобы между нами все продолжалось по-прежнему, словно ничего и не случилось, опять начал приставать с разговорами о женитьбе. А я его сразу отшила – мол, один раз он мне уже устроил веселую жизнь – все, с меня хватит. И он просто взбесился, озверел. Я никогда ни одного человека не видела в такой ярости, в таком бешенстве. Именно тогда я и поняла, что с башкой у него не все в порядке. Но я не испугалась. Я ему такое выдала! И даже сказала, чтобы шел другую дуру искать – пусть ей рассказывает сказки про кровать с балдахином. Он поклялся, что еще вернется, вернется с карманами, полными денег. Вот тогда-то он в последний раз и спросит, выйду я за него замуж или нет, тогда, мол, и посмотрим… Потом он исчез, словно сквозь землю провалился. Меня это мало заботило, у меня и своих дел было по горло – надо было жить дальше, зарабатывать. И в конце концов я про него даже забыла, совсем забыла, честно.

– И вы вступили в каморру.

Она вскинулась, словно тигрица, готовая к броску:

– Я ведь вам с ispettore уже сказала, что сама в организацию не вхожу. Да, делала для них кой-какую работенку, вот и все.

Она посмотрела на меня, изобразив на лице обиду и говоря глазами, что, если я надеялась подловить ее на каких-нибудь противоречиях, сперва заставив разговориться, у меня этот номер не пройдет. Я дала задний ход:

– А дальше? Делала для них кой-какую работенку…