это у меня впервые, – сказал он. Его взгляд метался между мной и Марчеллино, как будто он пытался понять, что здесь происходило.

– Я думаю, тебе понравится. Художники делают замысловатые портреты и пейзажи из лепестков цветов, – объяснил Марчеллино. – И еще, конечно, музыка, еда и танцы с хорошенькими девушками.

– И вино, – добавила я и улыбнулась Марчеллино. – Не забывай про вино.

Он положил руку на лоб в притворной тревоге:

– Как я мог?

Марчеллино пошел вперед по тропинке, мы последовали за ним. Краем глаза я взглянула на Джейсона и заметила, что он одет как итальянский джентльмен: бежевые брюки, белая рубашка, коричневые плетеные мокасины, никаких высоких кед. В довершение всего на нем была соломенная шляпа с темно-коричневой лентой. Он был хорош: красивый, учтивый, обходительный, космополитичный, как Кэри Грант. Моя внутренняя Одри Хепберн была сражена. Словно почувствовав мой интерес, он повернулся и улыбнулся мне, отчего у меня буквально закружилась голова.

Это чувство пришло внезапно, как удар под дых: мгновение назад мы были друзьями, но сейчас я чувствовала близость совершенно иного рода, и я задавалась вопросом, был ли прав Марчеллино. Мы были коллегами. Хотел ли Джейсон большего? По видимости, да – во всяком случае, он флиртовал со мной и смело пускал в ход свое обаяние, но при этом он уважал мои границы и не касался этой темы с тех пор, как мы покинули Париж.

По правде говоря, что еще он мог сделать? Я высказалась на эту тему совершенно определенно. Даже будь он заинтересован, у нас были и другие сложности. В конце концов, мы работали вместе. Как бы это выглядело? Пусть Мишель и уволилась, запрет на личные отношения между сотрудниками сохранялся. Придется ли одному из нас покинуть АОО? Была ли я готова пойти на это ради отношений?

Одно дело – покинуть АОО, потому что я собиралась поселиться на винограднике в Тоскане. И совсем другое – отказаться от карьеры в городе, куда я собиралась вернуться. Я так много работала, чтобы стать тем, кто я есть, и теперь, когда оказалось, что мой квест провалился, моя карьера была единственным, что у меня осталось. Одна только мысль о том, чтобы оставить ее ради отношений, которые могут сложиться, а могут и не сложиться, мне претила.

На празднике все приветствовали Марчеллино и нас с Джейсоном как его гостей. Было ясно, что Марчеллино любят, и я нисколько не удивилась этому. Он был хорошим человеком. Я заметила, что некоторые жители деревни не были уверены в моих отношениях с Марчеллино и не имели представления о том, как Джейсон вписывался в это «уравнение» между нами. Я точно знала, что они чувствовали. Я тоже понятия не имела, как Джейсон вписывается в мое «уравнение».

Первая infiorata у входа на фестиваль представляла собой искусно выполненное изображение Кастелло ди Люче. Оно было сделано на ковре из толстых лепестков, семян и трав в пастельных тонах. У меня перехватило дыхание от того, насколько скрупулезной была эта работа; каждый камень замка был выполнен в мельчайших деталях. Я знала, что художник работал над ним несколько дней и к концу фестиваля его уже не будет.

– Questo è magnifico![91] – сказал Марчеллино.

– Это невероятно, – подхватила я.

– Это чертовски круто, – кивнул Джейсон.

Маленькая девочка, на вид лет четырех, в прелестном белом платьице, с венком из голубых дельфиниумов и гипсофил на медового цвета кудряшках, с голубыми и белыми ленточками, подошла ко мне с цветком. Это была роза, идеальная розовая роза. Она робко протянула ее мне, а потом убежала и спряталась за маминой юбкой. Я поднесла цветок к носу и обратилась к ней: “Grazie, bambina[92]”.

И так продолжалось с каждой остановкой, которую мы делали, чтобы оценить сложные произведения искусства из цветочных лепестков, выложенные посреди улицы: маленькие дети подходили и дарили мне по цветку. Я была совершенно ими очарована, а когда мы достигли большого фонтана в центре деревни, в руках у меня был уже целый букет.

Центр деревни состоял из трехэтажных каменных зданий, в которых на первых этажах располагался местный малый бизнес, а на верхних – жилые помещения. Здесь были все обычные магазины: бакалейная лавка, булочная, мясная лавка, кожгалантерея, аптека, скобяная лавка – и даже небольшая библиотека, притаившаяся в угловом здании. В дальнем конце главной дороги стояла огромная церковь, к которой примыкало кладбище. Я гуляла на этом кладбище и была поражена, обнаружив надгробия, которым было несколько веков, с выцветшими эпитафиями, покрытыми лишайником.

Вместе мы трое попробовали из еды все, что только попадалось на пути, начиная с arancini di riso – жареных рисовых шариков – и заканчивая zeppole – пончиками без дырочки. Конечно, мы пили кьянти, смотрели, как люди танцуют перед уличными музыкантами, поглазели на мимов, жонглеров и пародистов. Это был идеальный, прекрасный, удивительный день, который перешел в великолепный вечер.

Сделав круг, мы опять остановились у фонтана в центре деревни. Это была подсвеченная с разных сторон скульптура в натуральную величину – почти полностью обнаженная пара, слившаяся в страстном объятии. Художественная драпировка не оставляла простора воображению. Двое смотрели друг другу в глаза, и казалось, что они вот-вот поцелуются, но за спиной у женщины был кинжал.

– La tragica luna di miele, трагический медовый месяц, – сказал Марчеллино, когда мы остановились, чтобы рассмотреть скульптуру.

– То есть жили они не «долго и счастливо»? – спросил Джейсон.

– Нет. История гласит, что Данте влюбился в Франческу, и хотя она сказала ему, что не выйдет за него замуж, он пошел к ее отцу и получил разрешение жениться на ней в обмен на стадо овец. В первую брачную ночь она поклялась убить Данте и себя, прежде чем подчинится мужчине, которого не любит.

– Мне кажется, это перебор, – сказал Джейсон. – Если бы она сказала парню: «Я просто не так уж сильно в тебя влюблена», колоть бы никого не пришлось.

Марчеллино рассмеялся и хлопнул Джейсона по плечу, чуть не отправив его в фонтан.

– Согласен, друг мой, колоть никого не надо.

Будучи единственной присутствующей женщиной, я надеялась, что они не имели в виду меня. Разве похоже, что у меня проблемы с колющими предметами?

– Марчеллино! – навстречу нам спешила молодая и красивая девушка, которая бросила в мою сторону взгляд, полный негодования, а затем быстро заговорившая по-итальянски.

Джейсон повернулся ко мне:

– Черт побери, он мне нравится.

– Он не может не нравиться, – согласилась я и посмотрела на свои цветы, выглядевшие поникшими после такого долгого дня, несмотря на мокрую