Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но ладно. Нам пока хватит сберкассы и ограблений на дорогах, — Малович засмеялся. — У нас правосудие жесткое. При Сталине за украденный колосок зерна с поля — в лоб пулю вгоняли. А сейчас «колосовики» бы за это штрафом отделались. Но вы-то грабители крупные и убийцы безжалостные, наглые, на чужие жизни плюющие свысока. Вам «вышак катит». Видите, сколько на вас дали показаний! Зелёнкой целиком обольют, не то, чтоб только лоб натереть.
— Ну, ладно, начальник, — поднялся Дикий. — Ясно всё. Что надо от нас? Ну, чтобы на расстрельную не потянуло?
— Я вас поймал на ограблении одной машины без применения вами оружия, — Шура медленно прошел мимо скамейки с уголовниками. — Это года по три на рыло. Не стреляли, да и не успели ничего взять. Я об этом сам рапорт написал. Значит, уже пошло в зачёт. А остальное всё пишите сами. Всё как и сколько чего было. И к этому несостоявшемуся ограблению добавьте добровольную явку с повинной по всем своим эпизодам за три года. Получится, что не УВД, не уголовный розыск вас припёр доказательствами, и вы, куда деваться, признались. А сами пришли с повинной и добровольно помогаете следствию.
— Ювелирку вот всю барыгам зря спустили, — сказал Тихонов. — А то бы вернули в магазин, считай, почти все те самые деньги, которые взяли в сберкассе. Сто семь тысяч шестьсот тридцать восемь рублей. Ещё минус пять лет от общего срока. Убийства в сберкассе вы будто и не планировали. Хотели испугать всех, но они метались, и сами полезли под пули. Директора в кабинете застрелили уже специально. Он мог выстрелы слышать и вызвал бы наряд милиции. Хотя на самом деле директор был «свой». И вы с ним что-то не поделили. Не смотря на то, что нападение организовал он.
— А вот если серьёзно… — хмуро произнёс Александр Павлович. — В сберкассе директор был — ваш человек. Вы с помощью друзей больших уволили старого и посадили своего, которому должны были долю отдать. После чего он бы без увольнения смылся подальше. В Сибирь, например. Так?
— Ну, — кивнул Дикий. — Но решили не отдавать. Во-первых, он запросил аж пятьдесят процентов. Половину забрать, не отрывая задницы от кресла — это шибко борзо. И ещё… Он должен был свои ключи от хранилища вечером перед налётом мне скинуть в парке. А он, сука, не пришел вообще. Вот мы и подумали, что раз не дал ключ, то при стрельбе может «мусоров», то есть вас, милицию, вызвать. И под шумок, пока стрельба и беготня, взять деньги, а потом на нас стрелки перевести. Если бы мы вырвались. А мы бы точно вырвались. Стреляем хорошо. Все бывшие военные. Уволены за нарушение дисциплины и превышения власти.
— Так у вас всего по одной ходке за «гоп-стоп» на улице, — Малович полистал паспорта. — И сроки по два года. У одного только ещё полтора года по «малолетке». То есть вы не прожженные уголовники, имеющие по пять — семь «ходок», а просто жадные, безжалостные и злые мужики. Но вы мне растолкуйте. Не понимаю я. Зачем было убивать девочек-кассирш в сберкассе и охранников, у которых даже палок не было? Ради интереса? Или чтобы свирепость свою, значимость особую показать?
— Скорее второе, — тихо проговорил Тихий. — Мы знали и верили, что мы неуловимые. Выучка военная помогала всё делать чисто. Вон сколько мы «глухарей» выпустили. Так и болтаются у вас «висяки». И никто до майора Маловича нас поймать не мог.
Срок можно ещё малехо сократить, — Малович взял Дикого за плечо и сжал. Карпов Василий, крепкий сорокалетний мужик скривился от боли. — Надо провезти вас по тем барыгам, которым вы «цацки» сбагрили. Они скажут, кому продали. Мы их соберём и вернём государству. Деньги, которые вы взяли я по сериям и номерам в ювелирном забрал и передал в Центральный банк. Получается, что ювелирку вы украли. Деньги-то вернулись туда, откуда ушли в сберкассу. А золото и камни пропали. Значит, это грабеж.
— Подожди, начальник, — охнул Дикий. — Отпусти плечо. Мы пропили сто тридцать рублей в «Туристе» Три тысячи в карты просадили. Их не вернём уже точно. А потом решили фарт не испытывать и на сто четыре тысячи купили «рыжьё» всякое и камушки. На них и в карты сейчас никто не ставит, и в кабаке ими не рассчитаешься. Так мы их никому не давали на продажу. Они лежат в тихом месте. Все до самой дохлой цепочки. Решили поберечь. Денег-то мы всегда бы добыли, а таких ювелирных магазинов здесь нет больше. Только, может, в Алма-Ате. Богатый магазин, высшего уровня.
— Во! Другой разговор, — Малович повеселел. — Мы их возвращаем ювелирному после вашей добровольной передачи нам в помощь следствию. Так и напишете в явке с повинной. Сумма кражи очень внушительная. Тоже лет пять снимут. А если «признанку» нарисуете и по прочим убийствам, то мы будем ходатайствовать за «пятнашку» каждому. Это ж почти подарок! Вместо смерти от пули в затылок или в лоб отсидеть пятнадцать лет! Это же счастье! А то и амнистия какая подвернётся. Ну, так что?
— Дикий, я съезжу с капитаном за брюликами и ржавьём? — спросил «Пугач» Садовский.
— Давай. И не потеряй ничего, — Дикий сел и закрыл глаза.
— Ну, мы в магазине сегодня же сверку сделаем, — Шура выдохнул. — Вы, капитан, сразу езжайте в магазин. Пусть они пересчитают всё и дадут нам соответствующую справку, что милиция нашла и вернула украденные драгоценности на сумму такую-то. На сто четыре тысячи.
Тихонова и Садовского не было часа два. За это время Шура узнал, что все бандиты — бывшие офицеры. Все трое — капитаны.
— Напишем всё и во всех преступлениях признаемся, и в конце укажем, что с повинной пришли добровольно и давления при написании признаний на нас не оказывали, то будет к нам снисхождение? — тихо поинтересовался Дикий. Карпов Василий.
— Будет, конечно. Раскаяние чистосердечное хорошо воспринимается судьями и прокурорами.
Остальное время просидели молча. Вернулись Тихонов с Садовским. Привезли справку