поначалу, посланная издали точка-птичка ("Там, в облаках перед народом через леса, через моря колдун несёт богатыря"), приблизившись, размахивается каруселями воздушных сообщений. Как надутые шары, валандаются герои в пространстве и укладывают текст в живописные вензеля. В поэме уйма завитушек, занимающих внимание. Но, заметим, вся эта развесистая клюква, — нет! — ёлка, оплетенная золотой дребеденью (её прообраз явлен у лукоморья, в прологе, где изображен, конечно, не дуб, а наша добрая, зимняя ель, украшенная лешими и русалками, унизанная всеми бирюльками мира, и ее-то Пушкин воткнул Русланом на месте былинного дуба, где она и стоит поныне — у колыбели каждого из нас, у лукоморья новой словесности, и, как это правильно и сказочно, что именно Пушкин елку в игрушках нам подарил на Новый год в первом же большом творении), так вот эта елка, эта пальма, это нарочитое дезабилье романтизма, затейливо перепутанное, завинченное штопором, турниры в турнюрах, кокотки в кокошниках, боярышни в сахаре, рыцари на меду, медведи на велосипеде, охотники на привале — имеют один источник страсти, которым схвачена и воздета на воздух, на манер фейерверка, вся эта великолепная, варварская требуха поэмы.

Тот источник освистан и высмеян в пересказе Руслановой фабулы, пересаженной временно — в одной из песен — на почву непристойного фарса. В этой вставной новелле-картинке, служащей заодно и пародией, и аннотацией на "Руслана и Людмилу", действие из дворцовых палат вынесено в деревенский курятник. (Должно быть, куры — в курином, придворном, куртуазном и авантюрном значениях слова — отвечали идейным устремлениям автора и стилю, избранному в поэме, — старославянскому рококо). Здесь-то, в радушном и гостеприимном бесстыдстве, берут начало или находят конец экивоки, двойная игра эротических образов Пушкина, уподобившего Людмилу, нежную, надышанную Жуковским Людмилу, пошлой курице, за которой по двору гоняется петух-Руслан, пока появление соперника-коршуна не прерывает эти глупости и в самый интересный момент".

Так, это место в поэме известно:

…Когда за курицей трусливой

Султан курятника спесивый,

Петух мой по двору бежал

И сладострастными крылами

Уже подругу обнимал…

Видимо оттуда, из этой трагической зоны русской словесности прилетели тотемные петухи в "Руслана и Людмилу" и историю о птице с золотым гребешком. Появились уже и иные толкователи скрытого эротизма в этом сочинении господина Пушкина — на русской почве. Говорится, например, ряд событий брачной ночи. Стыдливость невесты, вдруг гром, появление некого карлы, заросшего длинным волосом, и — полёт в небеса.

Оставим это толкование на совести комментаторов, хотя в свете его роль Руслана как петуха представляется ещё более забавной.

Межу прочим, само толкование этого имени "Руслан" — вполне логично его производят от Russ + Land. Парижский публицист замечает: "Запоминающиеся впечатления детства от пребывания на даче сказались на столь откровенной трактовке отношений между полами. Как мальчишка, Пушкин показывает кукиш своим героям-любовникам. Но каким светлым аккордом, какою пропастью мечтательности разрешается эта сцена, едва событие вместе с соперником переносится в воздух — на ветер сердечной тоски, вдохновения!

Напрасно горестью своей

И хладным страхом поражённый,

Зовет любовницу петух…

Он видит лишь летучий пух,

Летучим ветром занесённый.

К последним строчкам — так они чисты и возвышенны — напрашивается: "Редеет облаков летучая гряда…" Редеет и стирается грань между эротикой и полетом, облаками и женскими формами, фривольностью и свободой, — настолько то и другое у Пушкина не то чтобы равноценные вещи, но доступные друг другу, сообщающиеся сосуды. Склонный в обществе к недозволенным жестам, он ухитряется сохранять ненаигранное целомудрие в самых рискованных порой эпизодах — не потому, что в эти минуты его что-то сдерживает или смущает; напротив, он не знает запретов и готов ради пикантности покуситься на небеса; но как раз эта готовность непоседливой эротики Пушкина притрагиваться ко всему на свете, когда, застя этот свет, а когда им ответно светлея, лишает ее четких границ и помогает вылиться в мысли, на взгляд, ни с какого бока ей не приставшие, не свойственные — на самом же деле демонстрирующие ее силу и растяжимость. Как тот басенный петух, что никого не догнал, но согрелся, Пушкин умеет переключать одну энергию на другую, давая выход необузданной чувственности во все сферы жизнедеятельности"…

Для разговора о "Руслане и Людмиле" в ходе беседы о русской fantasy важно уяснить следующее.

Суть в том, что "Руслан и Людмила" не несут на себе печати христианства. В этом смысле это произведение — классический образец фентэзи. Фентэзи есть мифологическое пространство раннего средневековья лишённое христианства. Это пространство должно быть наполнено языческими героями и отношениями.

И оно действительно населено существами, что подобно шахматным фигурам, лишь выполняют свои функции. Все персонажи, кстати, парны — старуха-колдунья старику финну, Руслан — Фарлафу, самостоятельно живущая голова — резво летающему карле.

Так, Александр Пушкин написал текст идеально соответствующий этому правилу.

Вот имущественно-брачная ценность — невеста, вот женихи. Выбор женихов, то есть выбор из женихов вполне соответствует Владимирову выбору. Хазарин, варяг и все остальные борются за женственную Людмилу — сиречь Русь.

Хотя Людмила — и дочь князя Владимира, текст господина Пушкина абсолютно лишён и намёка на принятие судьбоносных решений.

Герой действует не подобно рыцарю, а подобно кнехту, наёмнику. Есть награда — Людмила-Русь, есть враг и есть череда магических предметов, встречающихся на пути. Это открытый найм, а не спасение человечества. Не рыцарский обет, во всяком случае. Герой превращает поиск в путешествие.

Итак, петух сделал своё дело, затем клюнул. С этого резкого движения клюва началась русская фэнтези.

Извините, если кого обидел.

06 июня 2010

История про первый русский боевик

Оттуда же:

Наконец у русского читателя в руках обнаружился настоящий приключенческий роман.

Впрочем, появилась пока его первая часть.

Один из критиков г-на. Пушкина, г-н Кабаков так пересказывает этот сюжет: "Итак, два соседа-ветерана. Друзья. Один богат и потому полностью political uncorrect: дурной характер и пренебрежение правами меньшинств; другой обеспечен скромно, но твердо привержен общечеловеческим ценностям. Ссора. Богатый, используя коррумпированные полицию и суд, окончательно разоряет более бедного. Сын разоренного (и умершего от инсульта), отставной офицер элитной армейской части, решает мстить. Он собирает команду земляков, любивших покойного отца и ненавидящих богатого негодяя (весь набор пороков: пьянство, жестокость к животным, сексизм и т. п.). В округе появляется благородная банда, вершащая свое правосудие — отбирающая деньги у бессердечных богачей и помогающая слабым (лучший эпизод: спасение одним из good guys кошки с крыши