class="p">История про памятник Жукову

Давным-давно открыли как-то конкурс на памятник маршалу Жукову на Красной площади. Я сразу же придумал собственный проект. Моя идея о памятнике Жукову — в окопе среди чёрной брусчатки, чтобы высовывалась голова в фуражке, чтоб торчала стереотруба. Правда, в этот окоп тут же накидают пустых пивных банок и окурков.

Мне говорили, что можно залить этот окоп бетоном на уровне шеи — тогда москвичи и гости столицы много мусора не набросают. А можно залить бетон прямо под фуражкой — но тогда этот памятник будет вовсе не Жукову, а главному персонажу фильма "Освобождение".

С другой стороны, это практично — у Жукова была обычная фуражка, для высшего командного состава. Поэтому можно его в случае необходимости выдавать за памятник Малиновскому. Или Рокоссовскому. Или Коневу.

А задумка хороша

Так, чтобы -

Идут пионеры — сидит Жуков.

Идут ветераны — торчит голова.

Извините, если кого обидел.

31 мая 2010

История про местонахождение

— Вы мне послали SMS, — сказал в моём переносном телефоне бархатный и немного порочный женский голос. — С вашего номера пришло.

— Увы, не писал, — говорю я.

— Ваш номер такой-то?

— Ну да, — говорю, — но не писал. А что там было-то?

— "Вы где?", — с возмущением говорит бархатный порочный голос.

— Жаль, не писал. А вы — где?

И тут собеседница повесила трубку.

Извините, если кого обидел.

31 мая 2010

История про кредиты

Прочитал в одном порнографическом рассказе (переводном) чудесный диалог между героями: "Что случилось? — спросил я" — "Не притворяйся глухим", — сказала она. — "Дай мне кредит на ломку льда между нами".

По-моему, абсолютно гениальный диалог.

Извините, если кого обидел.

31 мая 2010

История про табакокурение

Говорят, что сегодня день борьбы с табакокурением. Вот я честно скажу — никакого запаха, более омерзительного, чем запах прокуренной одежды или запах пепельницы я не знаю. Нет, я верю, что более омерзительные запахи есть, но только этот мне доступен. Проводя недавно наблюдения за живой природой в кафе "Маяк", я подтвердил это своё давнее убеждение.

При этом как человек не чуждый табаку, правда, трубочному, и наблюдавший табакокурение извне и изнутри, я считаю, что борьба человечества с табаком (в Европе и Северной Америке, я имею в виду), так же омерзительна, как запах пепельницы.

Дело не в её эффективности, а в том, что она очень часто подрывает логику жизни. То есть, с табакокурением борются во исполнение некоей идеи, оторвавшись от целесообразности. А если к какому-нибудь движению примешивается абсурд — жди беды. Абсурд в общественных начинаниях — что дёготь в бочке мёда, и если вы сейчас не почувствовали его вкус, то наверняка он караулит вас в следующем слое. Мало не покажется.

Есть ещё опасность, о которой в поле моего зрения как-то не говорят. Это канализация социальной агрессии. Курильщики ведь — что педофилы, их если не убивать на улицах, то презирать, стыдить и унижать вполне приемлемо.

А я человек пугливый — истребят курильщиков, примутся за толстяков. Перестанут пускать в рестораны людей с избыточным весом, а коли пускать, так в отдельные некрасивые комнатки хуже подсобки. Заставят доплачивать за избыточный вес в аэропортах и всё такоэ.

А у нас в Отечестве всё как-то гуманнее — абсурд этот виден, как и то, что спишут массу денег на битьё в бубен, лекции в школах и социальную рекламу.

И закурят, удовлетворённо.

Извините, если кого обидел.

31 мая 2010

История про Пермь

Был в Перми. Надо сказать, что был я в Перми уже однажды, в 1981 году, когда мы поехали наблюдать Солнечное затмение.

По уму, его надо было ехать наблюдать куда-то ближе к Оренбургу, но нашему начальнику не затмение в жизни было важно, а поехать на Урал. С такими поездками всегда выходит, как с аленьким цветочком — не я еду, а Бог ведёт.

Был я тогда быстр и зорок, а оттого запомнил тогда много, и хоть и забыл половину, до сих пор пользуюсь мелкими деталями исчезнувшего мира.

Но в Перми мы были мало, проездом, и больше в темноте непонятных улиц.

И вот я вышел на смотровую площадку и позвонил писателю Юзефовичу.

"О, великий писатель Юзефович, скажи мне, что положено смотреть в городе Перми, чтобы тебя не сочли полным идиотом?"… И мудрый писатель Юзефович сказал мне, что надо идти смотреть на деревянную скульптуру, да и просто ходить по городу.

И, в общем, оказался прав — и в первом своём наставлении и во втором. Потому как я тут же пошёл в картинную галерею и взобрался на третий этаж. Там хмурились деревянные святые, а Иоанн Креститель лежал на спине. Он лежал на спине, тыча своими деревянные пальцами в потолок, а два хмурых человека, покрывали его лаком "Столяр". Со стороны казалось, что два бородатых мужика парят в бане третьего, тоже бородатого.

Да и на улицах оказалось не хуже.

Много чего мне показали на улицах — гостиницу, в которой жил однодневный император, и гостиницу, в которой одно время жил Тынянов, и всякую докторживаговщину из Юрятина. Собеседники мои были людьми случайные, и я думаю, меня не запомнили.

Очень интересный город Пермь, и если расстараться то можно увидеть там паровые машины, сварные аппараты позапрошлого века, и разные инженерные механизмы прошлого, что я так люблю.

Извините, если кого обидел.

31 мая 2010

История ещё одна, печальная

Ну, эта смерть не была, в общем, неожиданной. Ан, всё ж как-то нехорошо вздрогнул.

На одной из последних фотографий, которую услужливо выкинула передо мной Сеть, он удивительным образом стал похож на Евтушенко. Несмотря ни на что, это был какой-то парных конферанс Вознесенский-Евтушенко, или даже Вознесенский/Евтушенко — при всей разности этих фигур.

Многочисленные некрологисты сразу же закричат о том, что кончилась эпоха. Так всегда кричат в таких случаях, это что-то вроде междометия, которое употребляется бездумно.

Эпоха, конечно, кончилась, но кончилась давно. Была в моей жизни такая картина: когда на утро подходишь к костру, от которого все разошлись, его угли ещё тлеют. Время шестидесятых давно зола, прах, история. Угли остыли. И когда жизнь тебе тычет под нос выживших — удивляешься. Удивительно, что эпоха длилась, будто огонёк над углями костра. Все уже заснули по палаткам, а огонёк то