В следующую секунду она уже ни о чём не думала. Обвив рукой его шею и зажмурив глаза, она предалась своей мечте, которую лелеяла все двадцать лет. Это была мечта о том, чтобы молодой писатель, красивый, образованный, талантливый и нестандартно мыслящий, романтичный и милый — а его было к тому же бесконечно жаль из-за тяжёлого детства, гибели любимой жены и глубоких творческих терзаний, — чтобы этот идеал, о котором вздыхали все девушки от мала до велика, хотя бы на мгновение принадлежал ей, Ольге Субботе. Она заслужила этот лакомый кусочек, эту вишенку на торте, это безграничное счастье, после которого, она знала, сразу наступят великие и неистребимые страдания сердца. Тёма был прав: она будет жалеть о содеянном, уже жалеет. Жалеет и раскаивается. Она готова каяться всю жизнь, только, пожалуйста, ещё чуть-чуть…

— Хватит! — несостоявшийся чичисбей отпрянул от своей хозяйки и схватился за испачканный в помаде рот. — Кто ты?! — взревел он. — Что ты делаешь, Оля?

— Ты своё ещё не отработал, — ухмыльнулась женщина, войдя во вкус. — Я не только про сегодняшнее поручение, ты же понимаешь. Ты мой, Тёма, обратного не докажешь. Доказательства? Так их куча. Ваша двухэтажная квартира. «Кадиллак». Все деньги, которые ты просил в долг с девятого класса и до сих пор не отдаёшь. С этим нужно что-то делать, дорогой. Давай вместе придумаем, как решить проблему.

Она неторопливо плыла ему навстречу, Тёма шарахался и впивался лопатками в барную стойку.

— Зачем? — умолял он.

— Не вижу причин, чтобы удержаться от совершения этой сладостной ошибки.

— Причина проста, это так или иначе ошибка. А сладостная или горькая — дело десятое. Дамир убьёт нас обоих.

— Так вот чего ты боишься! — Ольга взорвалась победным хохотом. — Какое ты жалкое существо, Тёма.

Она сделала новый шаг и надавила на него грудью. Артемий улизнул за барную стойку и вжался в стену, зажмурился, прильнул взмокшим затылком к обоям. Похотливая проказница извивалась вокруг него, как змея на раскалённой сковороде, то и дело задевая бедром его намокшие брюки. Потом схватила его голову и поцеловала снова. «Расслабь губы», — шептала она и проводила кончиком языка по верхнему ряду его зубов. На мгновение Тёма поддался, чтобы усыпить её бдительность, больно стиснул её талию, пытаясь отшвырнуть женщину в сторону и сбежать, но как только пальцы его коснулись обжигающих бёдер, мужчина потерял над собой контроль. Он задрал Олино платье и впился ногтями в сочную белую мякоть. Горячо. Мокро. Мясисто. Под юбкой он нащупал лишь шёлковые чулки — никакого другого нижнего белья. Она готовилась. Знала, что́ произойдёт сегодня, знала наперёд и выжидала, высиживала этот план с момента возвращения в Петербург. Возможно, продумала детали ещё в Лондоне. Догадывалась с детства о своём даре сводить с ума одним-единственным взглядом. Кравченко, после аварии считавший себя репродуктивным биомусором, но благодаря случившемуся ставший крайне щепетильным в вопросах нравственности, никак не мог предположить, что злые чары подействуют и на него. Его набухший пах моментально заныл в агонии; Артемий застонал от боли, согнулся, пустил слезу, спрятал лицо под взлохмаченной чёлкой. «Я не могу», — заревел он и бросился к выходу. Суббота небрежно сдёрнула подол платья с оголённой груди обратно на бока.

— Тряпка. — Она оскалилась, подожгла кончик сигареты, раскурила, выпустила клубок голубоватого дыма. — Быстро ты убегаешь. В таком случае детали долга обсудим завтра. Держи телефон под боком.

Мужчина собирался ответить ей, но передумал. Стоит ему заговорить с ней, и его сознанием снова завладеет злая чёрная сила. Вместо споров и доводов он распахнул входную дверь, потряс связкой ключей, молча указал Ольге на выход. «Я пока никуда не собираюсь», — оголила она белоснежные клыки и сделала следующую затяжку. Тогда Артемий подлетел к ней, грубо схватил за локоть и бесцеремонно поволок за собой. Суббота пнула его в колено, Кравченко не стерпел и дал ей под затылок, выпихнул во двор, хлопнул дверью и стал целиться ключом в скважину замка. Пальцы его дрожали так, что он чуть не выронил всю связку. Только он вставил ключ, как Ольга накинулась ему на спину. «Мудак! Скотина!» — верещала она что есть мочи. Тёма испугался, огляделся по сторонам, боялся разбудить соседей. Он засеменил вдоль дома, женщина устремилась вслед за ним. Она размахивала кулаками, пыталась кусаться, набрасывалась на него, потом сама отбегала, сползала по стене на асфальт, посидит минуту, поплачет, вдруг встанет и опять пустится в наступление. У мужчины не осталось сил ни убегать, ни обороняться, ни давать сдачи. Он опустился на землю рядом с Олей и заплакал от бессилия.

— Что я тебе сделал? — раздался в предрассветном мраке его надрывный голос.

— Отказал. — Её ответ прозвучал так хладнокровно, будто не было никакой истерики минуту назад. У неё были отрепетированы и припадки, и слёзы, и даже просчитано количество волосинок, которым позволялось выбиться из чёлки и прикрыть часть лица. Она вцепилась ногтями в его макушку и процедила: — Мне не отказывают никогда.

Артемий очнулся, с раскрытым от ужаса ртом оглядел подругу.

— Я тебя не узнаю́, — разочарованно прошептал он. — И ведь ты даже не пьяна. Не под наркотиками. В какой момент ты превратилась в это?

— А ты? — ухмыльнулась Ольга и брезгливо отпустила его сальную копну волос. Мужчина кое-как поднялся на ноги и захромал, перебежал дорогу и скрылся за углом.

***

Ольга вернулась домой под утро. Рената с Денисом только проснулись и завтракали в гостиной свежими круассанами и кофе. Женщина скинула туфли и направилась к лестнице на второй этаж, не удостоив ребят ни взглядом, ни приветственным словом.

— Оля, доброе утро! — крикнула Рената ей вдогонку и расплылась в счастливой улыбке. — Можно мы с Денисом ещё на ночь? Ты папе сказала? Я ему так и не позвонила.

Суббота осветила зелёными глазами-маяками сначала гостью, потом старшего сына, широко улыбнулась и процедила: «Выметайтесь, юная леди».

IV

Войны между семьями уже было не избежать; конфликт нарастал, как боль при трофической язве — быстро и нестерпимо. Стоило Тёме отказать Оле в поцелуе, как Ренату, словно дворовую блохастую кошку, вышвырнули вон из дома Хассан. Рената пожаловалась папе, что Ольга Андреевна запрещает им с Денисом видеться, на что Артемий Викторович, взорвавшись злым хохотом, ответил: «Прекрасные новости! Он мне никогда не нравился. Пусть этот бабник только попробует заявиться к нам домой!» Теперь на звонки возлюбленного вместо Ренаты отвечал её разъярённый отец и орал: «Вы ошиблись номером. Подлые скоты, выгоняющие на улицу мою дочь, не имеют права занимать линию». Один из таких