— Выходит, я навязываюсь? — Он хотел знать все, ноиногда так трудно было ему отвечать.

Тана покачала головой и посмотрела в эти карие глаза,которые уже хорошо знала.

— Нет. Вы — нет.

— Вы все еще встречаетесь со своим другом… ну, скоторым вы жили вместе некоторое время? — Он улыбался ей и выглядел оченьумудренным и взрослым. С ним Тана чувствовала себя почти ребенком.

— Да, я все еще вижусь с ним время от времени.

— Я хотел знать, как у вас обстоят дела.

Она собралась спросить, чем вызван такой интерес, но неосмелилась. Вместо этого он привез ее в свой дом и показал ей все. У нееперехватило дыхание с самого первого момента, как только они вошли в холл.Ничто в этом человеке не указывало на такое богатство. Он был прост, легок вобращении, скромно одет. Но, увидев, где он живет, можно было понять, что этоза человек. Дом его был на Бродвее, в последнем квартале перед Президио, смаленьким, заботливо ухоженным двориком. Мраморный вестибюль, темно-зеленый сосверкающей белизной, высокие мраморные колонны, комод в стиле Людовика XV смраморной крышкой и серебряный поднос для визитных карточек, позолоченныезеркала, паркетный пол, атласные занавески до самого пола. На первом этаже былрасположен ряд изящно оформленных приемных. Второй этаж был более уютным, согромными хозяйскими покоями, чудесной библиотекой, обитой деревяннымипанелями, уютным маленьким кабинетом с мраморным камином, а наверху — детскиекомнаты, которые теперь пустовали.

— Сейчас уже не имело бы смысла сохранять все это, но ятак долго живу здесь. Мне ненавистна сама мысль о переезде…

Тане ничего другого не оставалось, как только расхохотаться,посмотрев на него:

— Думаю, что после увиденного я просто спалю свой дом.

Но она тоже чувствовала себя счастливой здесь. Это былдругой мир, другая жизнь. Ему это было по карману, ей — нет. Теперь онавспомнила слухи о том, что у него приличное собственное состояние, знала, чтораньше в течение нескольких лет он владел процветающей юридической компанией.Этот человек хорошо потрудился в жизни и многого достиг. Рассу нечего былоопасаться с ее стороны. В материальном смысле Тана ничего от него не хотела. Онгордо демонстрировал ей одну комнату за другой: бильярдную и гимнастический залвнизу, набор ружей для утиной охоты. Это был цельный человек, разносторонний иувлеченный. Когда они снова поднялись наверх, он обернулся к ней, взял ее заруку и нежно улыбнулся.

— Я очень увлечен вами, Тана… Я очень хотел бы чащевидеться с вами, но сейчас не хочу осложнять вашу жизнь. Прошу вас, скажитемне, когда будете свободны.

Она кивнула, совершенно очарованная всем, что увидела иуслышала. Чуть позже он отвез ее домой, и она сидела в гостиной, уставившись впылающий камин. Расс был человеком, о которых читаешь в книгах или видишь вжурналах. И вдруг — вот он, на пороге ее жизни, говорит, что он ею увлечен,приносит розы, гуляет с ней по Баттерфилду. Она не знала, что ей с ним делать,но одно было ясно: она тоже увлечена им.

Все это осложнило отношения с Джеком в следующие нескольконедель. Тана пыталась провести несколько ночей в Тибуроне, будто заглаживаякакую-то вину. Но она ни о чем, кроме Расса, не могла думать, и особенно когдаони с Джеком занимались любовью. Она становилась с ним такой же раздражительной,как и Джек с ней. К Дню Благодарения она превратилась в комок нервов. Рассуехал на Восток навестить свою дочь Ли. Он приглашал ее поехать вместе с ним,но это было бы непорядочно с ее стороны. Тана должна была разрешить ситуацию сДжеком, но ко времени наступления праздников она впадала в истерику даже отмысли о Джеке. Единственное, чего она хотела, — быть с Рассом, вести тихиеспокойные разговоры, подолгу прогуливаться по Президио, делать набеги наантикварные лавки, картинные галереи, проводить долгие часы за обедом вкрошечных кофейнях и ресторанах. Он привнес в ее жизнь что-то такое, чегоникогда в ней не было и о чем она так тосковала теперь. Какая бы проблема нивозникала, теперь Тана звонила Рассу, а не Джеку. Джек только рычал на нее. Внем все еще жило желание проучить ее, а теперь это было так утомительно. Она нечувствовала за собой такой уж вины, чтобы до сих пор мириться с этим.

— Но почему ты все еще связана с ним? — однаждыспросил Расс.

— Я не знаю, — Тана с несчастным видом таращиласьна него за обедом, перед тем как суд должны были распустить на каникулы.

— Может быть, внутренне ты связываешь его с твоимумершим другом? — Мысль была для Таны неожиданной, но она подумала, чтовполне возможно. — Ты любишь его, Тэн?

— Нет, это не то… Это просто привычка… Мы так долговместе.

— Это не объяснение. Из того, что ты говоришь, ясно,что ты несчастна с ним.

— Я знаю. Это какое-то сумасшествие. Может быть,потому, что это было как-то надежно.

— Почему? — Он иногда был жесток с ней, но это шлоей на пользу.

— Мы с Джеком всегда хотели одного и того же: никакогопокушения на свободу действий, никакого брака, никаких детей…

— Ты и теперь этого боишься?

Тана глубоко вздохнула и уставилась на него, выдавив:

— Да… думаю, что да…

— Тана, — он взял ее за руку. — Ты боишьсяменя? Она медленно покачала головой. Потом он произнес то, что она больше всегохотела услышать и чего боялась. Она хотела этого с первой же встречи, с техпор, как впервые посмотрела в его глаза.

— Я хочу жениться на тебе. Ты знаешь это?

Она отрицательно помотала головой, потом остановилась икивнула. Оба засмеялись, Тана со слезами на глазах.

— Не знаю, что и сказать.

— Тебе и не надо ничего говорить. Я просто хотел всепрояснить для тебя. А ты теперь должна прояснить другую ситуацию, для твоего жесобственного спокойствия, независимо от того, что ты решишь о нас.

— А твои дочери? Они не будут возражать?

— Это моя жизнь, а не их, разве нет? Кроме того, оничудные девочки, и нет никакой причины, чтобы они мешали моему личному счастью.

Тана кивнула. У нее было такое чувство, словно всепроисходит во сне.

— Ты это серьезно?

— Как никогда в жизни. — Он смотрел ей в глаза ине отпускал ее взгляда. — Я очень тебя люблю.

Он же еще ни разу даже не поцеловал ее. Тана просто таялапод его взглядом, она вся тянулась к нему. А когда они вышли из ресторана, оннежно привлек ее к себе и поцеловал в губы. Тана почувствовала, что ее сердцесейчас расплавится, пока он держал ее в объятиях.

— Я люблю тебя, Расс, — оказалось вдруг, что ейтак легко произнести это. — О, я так тебя люблю.

Она смотрела на него снизу вверх со слезами на глазах, а онулыбался ей с высоты своего роста.