сторону ущелий. — Испытание будет суровым. Надеюсь, ты готов. Правда я не понимаю, зачем тебе было нужно привозить своего дедушку.

— Но вы все-таки разрешили, — Сасори усмехнулся и легко пошевелил пальцами.

Послушная его воле и чакре марионетка, сидящая на инвалидном кресле, передернула плечами.

— Я тебе доверяю.

— И меня это очень радует. Казекаге-сама, в этих ущельях полно ядовитых змей!

— С чего ты взял?

— Назовем это предчувствием!

В следующий миг прямо в спину Казекаге воткнулось стальное копье, а после по нему прошла волна чакры Ветра, расширяя рану.

Но Третьего Казекаге не зря называли величайшим правителем Селения Песка. Мгновенно собрав свою чакру и преобразовав ее в металлический песок, он стянул края собственной раны, попутно замедляя копье. В следующий миг целая волна черного песка ударила в то место, где только что стоял Акасуна, а после Казекаге сумел избавиться от назойливой железки и отпрыгнуть, перевернувшись в полете.

Металлические крылья мерно опустились, даруя мягкое приземление, и Казекаге открылась неожиданная картина. Сасори отпрыгнул от его атаки подальше, но его нити все еще вели к инвалидной коляске Эбизо Акасуны. Нет, не Эбизо. А тому, чем он стал.

Прямо из живота младшего брата Второй Казекаге торчало то самое копье, которое смогло неожиданно добраться до спины величайшего Казекаге. В глазах старика уже не было ни единого проблеска мысли, и более того…

Он вставал.

— Каким бы ни было ваше испытание, оно не будет сложнее вашего убийства, не так ли? — Сасори усмехнулся, поднимая марионетку с помощью ее же техник Ветра в воздух. — Так что, когда вы умрете, я буду знать, что прошел.

— Ты псих? — выгнул бровь Казекаге и за его плечами сформировались десятки копий, подобных тому, что пробило его спину совсем недавно. — Зачем тебе это нужно?

— Ради достижения идеала, — пожал плечами парень. — Но мне это все нужно в меньшей степени. Есть еще кое-кто.

Сказав это, он мгновенно распаковал вторую марионетку, и Йошимицу, получивший свободу, бросился вперед. Его катана была заряжена чакрой Молнии под завязку, поэтому ее силы хватало, чтобы перерубать все копья из железного песка, направленные на него. А остальные сбивал Эбизо, «вернувший» себе возможность использовать сокрушительной силы техники Стихии Ветра.

Казекаге был ошеломлен таким будничным и бессмысленным предательством, а потому, поначалу, принял защитную стойку и стоял на обороне. Марионетка-самурай была опасна вблизи, а марионетка-Эбизо на дистанции. Кукловод же все время скоротечной атаки использовал на то, чтобы как можно ближе подойти к тем самым скалам, где Казекаге хотел устроить ему испытания.

Тогда Третий и придумал план. Не медля, он сформировал вокруг парящего Эбизо черный купол, лишая его подвижности и какого-либо влияния на неопределенный срок. Очередной выпад самурая он принял на распахнутую ладонь, заблаговременно покрытую железным песком. Следующим движением он вбил свой свободный кулак в корпус куклы и обездвижил ее с помощью все того же песка.

А после его клон вырос прямо за спиной Акасуны и тут же распался, подчиняясь Подмене и давая возможность оригиналу атаковать.

— Мы назвали это предчувствием, — хохотнул Сасори радостно. — Но это оказалось не так. Это была договоренность.

— О чем ты? — нахмурился, уже занесший черный клинок на его головой, Казекаге.

— Об этом, — хрипло произнесли из-за его спины.

В тот же миг тело сильнейшего Казекаге опутали сотни и тысячи живых пут. Живых потому, что это были не веревки и не тросы, но настоящие змеи, по прочности не уступающие ни первым, ни вторым. Как только они закончили свое дело, из зева скальной пещеры появился зев гигантской черной змеи, перехватившей тело Казекаге на уровне груди с помощью мощных челюстей.

А потом, из все той же тьмы, неспешно вышел Орочимару Ясягоро.

— Хорошее выступление, — демонстративно похлопал он Сасори и перевел взгляд на Эбизо. — А это?..

— Дедушка, — ответил Акасуна.

— Дедушка?

— Дедушка.

— Ладно, — Орочимару вздохнул и посмотрел на напряженного Казекаге. — Он все еще жив.

— Я вижу, — сдвоенный взмах руками, и марионетки оказываются подле своего кукловода. — Но это ненадолго.

Железный песок сформировался и разметал змей в кровавый фарш. Но Казекаге уже все понял, — живым ему отсюда выбраться не дадут.

А Сасори победно улыбнулся. Его новый яд начал действовать.

Тайна давно минувших дней

Могила Мито Узумаки была обычной. Ее можно было бы даже назвать простой, но Сенсома никогда не оценивал захоронения по сложности. Они — не задачи, они — последнее пристанище.

Прожив две жизни по половине сотни лет в каждой, он так и не стал религиозен. Его не цепляла ни одна из многочисленных вер шиноби, ни общепринятая Ками, ни сам Рикудо, которого он видел лично, ни даже уникальная и гениальная в своей простоте и безумстве религия Ловена. И тем не менее, сейчас Сенсома сидел перед алтарем на могиле Мито-сама, сложив руки в молитвенном жесте.

Рядом тихо сопела Омо. Она изо всех сил старалась повторить за добрым, но сейчас отстраненно-грустным, дедушкой. Она не знала бабушку, которая умерла, да и не испытывала какого-то особого пиетета к мертвым, она просто находилась рядом с теплым дедушкой. Что, впрочем, не делало ее молитву хуже молитвы Сенсомы.

— Узукаге-сама, — тихо позвала вошедшая Сашими. — Вы спрашивали. Орочимару-сан прибыл.

Сенсома тяжело вздохнул, обозначив, что услышал девушку, и открыл глаза. И его взгляд встретился со взглядом мудрой и цепкой женщины с алыми волосами. Он заглянул прямо в глубь ее чарующих, даже в старости, глаз.

— Что-то произошло, — произнес, наконец, он. — Ушла легенда. Я никогда бы в жизни не подумал, что смогу ее пережить.

— Узумаки долгожители, но не настолько, господин, — вежливо ответила Сашими. — Вам ли не знать.

— Я многих проводил на тот свет, — совсем по-стариковски ответил Сенсома. — Слишком многих. Врагов, друзей, учителей и даже учеников… Это было в порядке вещей. Наша жизнь, жизнь шиноби — она такая. Хм, представляю, как тяжело юхеям…

— Эм, юхеям?

— Не так важно. Просто мысли старого человека. Мысли… о том, кто был еще старше. Мито-сама… она была опытной, мудрой. Ее слова всегда имели вес для нас всех. И даже не из-за положения. Грубо говоря, когда я, Хирузен и остальные стали хоть чего-то стоить, ее положение уже совсем не являлось для нас высоким. Но мы все равно слушали каждое ее слово. И боялись всякий