Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Клан Сенджу был уничтожен почти тридцать пять лет назад, — задумчиво произнес Орочимару, почесывая подбородок. — И Омо-чан не выглядит взрослой. И не только не выглядит. Она — ребенок. Десять полных лет. Значит, ее родители…
— Ну, не оба родителя, возможно, — усмехнулся Сенсома, подняв руку. — Один из. И ты ошибся в первом предложении, ученик. Клан Сенджу оказался почти уничтожен. Я был там. Я помню. Все взрослые Сенджу принесли себя в жертву на Первой Мировой Войне. Но ведь были еще и дети.
Стало тихо. Тихо настолько, что будь они хоть где-нибудь, помимо глубоких лабораторий Орочимару, и можно было бы услышать посторонние звуки. Но Ясягоро любил тишину и полумрак, а потому их разговор проходил в совершенно приватной обстановке. И так Сенсома понял, что его никто уже не перебьет. Все затаили дыхание.
— На самом деле, это было почти очевидно, но людская молва прячет куда лучше любых техник, — Сенсома шумно выдохнул. — Тобирама-сенсей был мастером таких дел… И его мастерство перенял Хирузен. Когда Первая Мировая Война заканчивалась, всем сторонам конфликта было понятно — Коноха падет. И тогда ее Хокаге придумал выход. Единственный из возможных. Отдать врагам то, чего они хотели, а взамен отобрать у них все остальное. Великие Противники боялись клана Сенджу, и вся эта война, по сути, началась из-за могущества клана-основателя Конохи. И Тобирама Сенджу уничтожил свой собственный клан. Разом. А потом сделал его оружием и победил врага. Так гласит история, и она верна.
Сенсома внимательно посмотрел в глаза ученику.
— Только вот, история умалчивает о детях. Разные люди делали разные догадки, но большинству было неинтересно. И о детях клана Сенджу, ритуального самоубийства которых никто не видел, все забыли. Все, кроме нас — тех, кто принял бразды правления селением после Тобирамы-сенсея. В основном, конечно, этим занимался Хирузен. Я был директором Академии… А дети клана Сенджу терялись в мире. Одинокие, безликие и бесклановые. Сарутоби и Шимура отлично потрудились — даже сами дети не смогли бы выдать себя, если бы захотели. И таким образом клан Сенджу оказался окончательно уничтожен, ведь без детей не будет и будущего. Осталась Цунаде, но только лишь как символ.
Сашими и Хируко выглядели откровенно ошарашенными услышанной информацией. Орочимару задумался. Если оценивать трезво, то в существовании в современности клана Сенджу не было ничего невозможного, или, хотя бы, удивительного — то, что говорил Сенсома, было логичным. Но действительно тяжело принимать тот факт, что логика когда-то была запросто отброшена только потому, что «все так говорят».
Клан Сенджу уничтожен — все так говорят. Все говорят, что его больше нет. Все говорят лишь о последней химе — Цунаде Сенджу. Все говорят, что Цунаде даже близко не стоит со своим дедом. Все говорят…
— Гены клана Сенджу устойчивы к мутациям, — вынес вердикт Орочимару. — Причем мутациям искусственным, а не природным — это отличает их от Цубаки. Хотя и с Цубаки можно было бы что-нибудь придумать… Но клана больше нет. И Сенджу нет. Так все говорят.
— Не исключено, что ученые Снега и сами не знали о секрете девочки, — предположил Хируко. — Это многое объясняет.
— Как минимум то, почему она была единственной, — кивнул Ясягоро. — Не думаю, что она осталась последней из всех потомков. Есть еще. И если их не нашли, значит просто не искали. Осколки Первой Мировой Войны. Семена возможностей…
— Твои глаза загорелись, ученик, — усмехнулся Сенсома и поднялся. — Но не забывай о манерах. В первую очередь они — люди.
— Я всегда помню этот урок, сенсей, — оскалился в ответ Змей, тоже вставая. — Благодарю вас. Я пришлю вам точные данные в течение трех дней. И корректировки для работы Исобу-сана.
— Спасибо, — кивнул ему Сенсома.
И он даже не знал, как много идей и мыслей породил в голове Ясягоро своим рассказом. А Орочимару знал. Знал и понимал — спать ему в ближайшие недели не придется…
* * *
— Тучи сгущаются, Хирузен, — выдохнул Данзо из самого темного угла. — С каждой минутой.
Словно вторя его словам, воздух проломил раскат грома, хотя блеска молнии из кабинета Хокаге видно не было. Но два шиноби высочайшего уровня даже не обратили на эффектность этого момента какого-либо внимания. Сейчас всё их естество было сфокусировано на одной задаче, от которой ветвились дороги к тысячам других.
— Страна Молнии, — Сарутоби пыхнул трубкой и недвусмысленно посмотрел на дождь за окном. — Готова с нами сотрудничать. И с Ветром у нас договоренности есть. Цучикаге тоже стал… смирнее.
— Потому что вернулся Сенсома, — голос Данзо ничего не выражал. — А Ооноки боится Сенсому.
Ему нравилось вот так прямо говорить о вещах, которые принято оглашать почти стыдливо. Шимуру забавляла сама ситуация, при которой это становилось возможным. Великая Страна Огня радуется нерешительности Великой Страны Земли. А нерешительность та вызвана лишь тем, что на радарах слегка засветился всего лишь один старик-затворник.
Бред, если подумать, и правда, если посмотреть.
— Да, — недовольно выдохнул дым Хокаге. — Боится. И правильно делает. И Вода нас теперь уважает. Война окончена.
— Хорошее время, чтобы передать власть, — Данзо кивнул. — И твой последний прокол с Лисом… не только твой, успокойся. В том и дело. Вы упустили Биджу вдвоем. Теперь, если все грамотно обыграть, мы сможем презентовать Четвертого Хокаге новым поколением. Поколением, которое еще не совершило наших ошибок. Не только твои позиции — позиции Сенсомы тоже пошатнулись после того провала. Это удачно.
— Тебя там не было, — отмахнулся Сарутоби. — И ты ничего не знаешь.
— Я знаю людей, — не согласился Шимура. — И знаю, что они скажут. А как они скажут, так все и будет. Политика, старый друг. Твой, между прочим, конек.
— Пора с него слезать, — Хирузен огладил подлокотник. — Устал я тут… Займусь воспитанием молодежи, наверное. Как Нана, кстати?
— Твоя дочь в порядке, — Данзо нахмурился и отмахнулся от дальнейших подробностей рукой. — Не переводи тему, вернись к выборам. Это ведь твоя идея — позволить выбирать другим. Или создать у них иллюзию этого выбора.
— Порой иллюзия куда безопаснее яви, — заметил Хирузен и тут же припечатал. — Орочимару.
— Дан, — не согласился Шимура.
Двое старых друзей вперились в глаза друг друга, и во взгляде каждого читалось непримиримое желание победить. И дело было не в том, что один хотел поставить на высокий пост своего фаворита — как раз наоборот.
Сарутоби назвал Орочимару, потому что знал, как много значит