– Я бы лучше пешком прошлась, – проворчала Нур.

– Когда за дело берется Джейкоб, это совершенно безопасно, – заверила ее Эмма. – И очень быстро.

Она запрыгнула пусто́те на спину, и та ловко пристегнула ее языком безопасности за талию.

– Чистая правда, – подтвердил Горацио, устраиваясь позади нее.

– Ты можешь сесть со мной, – предложил я и взобрался на вторую пусто́ту.

Нур, наконец, сдалась и последовала моему примеру.

– Мечта, а не вечер! – прошептала она мне на ухо.

И мы пустились вскачь.

* * *

Полицейский вертолет кружил над кораблем на малой высоте. Приближался вой сирен. В какой-то момент, пока мы торчали в грузовом отсеке, «Рубиновая принцесса» успела причалить в промышленном доке на Темзе с лабиринтом разнокалиберных судов и высящимися за ними исполинскими топливными цистернами.

Отряд пустот доставил нас к ограждению. Я надеялся, что они легко спустят нас отсюда на пристань, но дотуда было слишком далеко. Пришлось послать пару пустот на поиски веревки – ну, должен же на корабле найтись какой-нибудь канат! – а я тем временем занялся с остальными физкультурой: заставлял их прыгать и кувыркаться по палубе, чтобы стряхнуть остатки порошкового сна и укрепить нашу моральную связь. Сюрреалистическая вышла сцена, что и говорить, хотя ее странность несколько притуплялась раздробленностью моего сознания. Контакт с таким количеством пустот одновременно грозил совсем меня захлестнуть, с головой; ментальный шум то нарастал, то слабел – ни дать ни взять радиопомехи.

– Джейкоб! Ты куда опять уплыл?

Не знаю, сколько времени Эмма уже пыталась до меня достучаться, но, судя по встревоженному тону, давненько.

– Прости, – я затряс головой и защелкал челюстями, которые успел крепко стиснуть от сосредоточения.

Горацио восседал верхом на круглой спине своей пусто́ты со всем изяществом профессионала и улыбался, глядя на меня.

– Ну что не так? – буркнул я.

– А ты тот еще фрукт, Джейкоб Портман. – Он проводил глазами пусто́ту, исполнившую сальто с верхушки водяной горки, и повернулся вновь ко мне. – Полагаю, Абрахам Портман был прав насчет тебя.

– Дедушка? – заинтересовался я. – А что такое? Что он говорил?

– Что ты вполне можешь оказаться самым мощным странным нашего времени, если тебе только дадут шанс раскрыться, – тут его улыбка сделалась еще шире. – Но шанс этот придет рука об руку со страшной опасностью.

Опасностью, которой он никогда для меня не хотел.

Пусто́та на горке отколола еще одно сальто. Те две, которых послали за веревкой, так пока и не вернулись. Я заставил пусто́ту, сторожившую пленного тваря в рулевой рубке, выволочь его на палубу, и через полминуты они действительно явились: тваря тащили за волосы, он визжал и вид имел весьма жалкий.

Молил о пощаде, можно сказать.

Но мне пришлось оставить его без внимания, так как мое внимание характерно дернуло, и я понял, что искатели веревок столкнулись с чем-то непредвиденным.

Голос непредвиденного я услышал их ушами.

– Привет-привет, мои славные. И чем это вы здесь у меня занимаетесь? А, кто-то вел себя очень плохо…

А дальше тот, кому принадлежал голос, вознесся из-за борта корабля, поддерживаемый, как пьедесталом, стремительным черным торнадо.

Каул.

Нур замерла. Эмма выругалась.

О, теперь он был просто великан: растянутая, раздутая пародия на человека – от пояса вверх, и бушующий шторм – от пояса вниз. Руки были еще туда-сюда, но пальцы – десять толстенных извивающихся древесных корней, превращающих в гниль все, чего ни коснутся.

Он орал что-то насчет возмездия, насчет вечной жизни. Крича, он простер руки к небу, и эти его невозможные пальцы выстрелили в воздух, а в следующий миг толпа ублюдочных, накачанных амброзией странных полезла через борт, чтобы нас атаковать.

Первая ласточка плюнула струей жидкого металла в ближайшую к ней пусто́ту, и когда у той расплавился мозг, я почувствовал, как сознание мигнуло и погасло. Но тут еще три накинулись на амбронаркомана, и через секунду он был мертв. Между тем стали прибывать новые миньоны Каула, и с каждым – новый бич: один призвал облако кислоты, спалившее мою пусто́ту; другой был какой-то возмутительно сильный; еще двое сообща соорудили красную молнию, которая прожгла дыру в груди одного из наших защитников и просвистела прямо у нас над головой, так что воздух зашипел и запах паленым волосом. Рой моих пустот набросился на них, как бешеное зверье, завалив восемь… девять… десять этих могучих и налитых по самые уши амброзией предателей на протяжении одной минуты. Те две, на которых ехали мы, отступили на безопасное расстояние.

К концу заварушки я потерял трех пустот, но не менее десятка приспешников Каула валялись на палубе мертвыми или близко к тому.

Каул бушевал. С порывом вихря он преодолел разделявшее нас расстояние и приземлился на корабль, где завис над палубой, пока этот его смерч в миниатюре курочил дерево обшивки и всасывал шезлонги и прочий мусор в ненасытную воронку.

Вот вам и «не пересекает воду». Судя по всему, этот гад тоже эволюционировал, причем быстро.

Пока он не успел толком сориентироваться, я послал на него трех пустот. Каул просто протянул руку, запутал их в своих длинных пальцах, оторвал от палубы и прижал к груди – которая уже была раза в два больше них – словно малышей. Я заставил их раскрыть рот, но языки решительно отказались на него нападать. Каул шептал им что-то, и их воля повиноваться мне стремительно таяла.

– Что там такое происходит? – всполошилась Нур, глядя, как они обмякли в материнских объятиях Каула. – Почему они его не убивают?

Я бы с радостью объяснил, но голова у меня была слишком занята. Происходило что-то очень плохое. Щупальца Кауловой силы змеились через тех трех бедняг назад… – ко мне, в мой собственный разум.

Привет, Джейкоб.

Я закрыл глаза и изо всей силы вытолкнул Каула у себя из головы… попытался вытолкнуть. Увы, на мое внимание сейчас претендовало слишком много всего.

Убить девчонку.

Тут я почувствовал, как пусто́та, на спине которой мы сидели, дернулась, напряглась – мне пришлось полностью сосредоточиться на том, чтобы вернуть над ней полный контроль и не дать отцепить языки у нас с пояса и протянуть их взамен к горлу Нур.

Секунда, и пусто́та снова расслабилась. Но Каул был коварен, а точки входа в мой разум – рассеяны по всей палубе.

У меня в распоряжении осталось тридцать четыре пусто́ты, но я временно отпустил тридцать одну из них, чтобы вложить все ресурсы в тех двух, что несли нас, и еще в одну – самую ближнюю к физиономии Каула. Остальные, стоило мне отпустить их сознания, обмякли и с громким коллективным стуком рухнули на доски.