руками. Среди этих мелких предпринимательниц были и высококвалифицированные специалисты, и бывшие профессионалы с учеными степенями, и женщины из рабочего класса. Вдобавок все больше женщин торговали собой.

Сексуальный рынок

Превращение секса в товар стало одним из первых плодов новой экономической свободы. В начале 1990-х годов в Россию хлынул поток порнографической литературы, бо́льшая часть которой ввозилась из-за границы, а продавали ее часто старушки у входа в метро, зарабатывая прибавку к пенсии. Ни один фильм не мог обойтись без хотя бы одной откровенной, часто жестокой и садистской сцены секса, иногда без всякой связи с сюжетом. Хотя к концу 90-х, утратив новизну, этот вал порнографии начал спадать, порнографический стиль просочился в другие коммерческие сферы — в гораздо большей степени, чем даже в современных Соединенных Штатах. В российской рекламе изображались полуодетые женщины, раскинувшиеся на автомобилях или небрежно сидящие за компьютерами — точно так же, как в рекламе практически во всем капиталистическом мире. Но в России обнаженные или полуобнаженные женские тела появлялись и в местах, немыслимых (на тот момент) на Западе. Например, в 1991 году на одной из обложек экономического журнала появилось фото женщины с обнаженной грудью; журнал «Огонек» иллюстрировал обнаженными бюстами и пышными ягодицами истории, не имевшие к ним никакого отношения. Осенью 2000 года на одном из крупнейших московских каналов транслировалось телешоу «Голая правда», в котором последние новости с невозмутимым видом сообщали молодые женщины — то раздетые, то раздевающиеся, то раздеваемые. На высококонкурентном рынке, где средств было мало, а процент неудач высок, довесок к продукту в виде женской сексуальности увеличивал продажи.

Женская сексуальность недвусмысленно фигурировала и в ожиданиях многих потенциальных работодателей. В объявлениях о вакансиях часто указывался не только предпочтительный возраст, но и предпочтительная внешность потенциальных сотрудниц: «Требуются секретарши: привлекательные девушки с опытом работы в офисе», — гласило типичное объявление. Пользуясь экономической уязвимостью женщин, некоторые работодатели в своих объявлениях открыто выставляли требование сексуальной доступности, указывая, например, что на успех может рассчитывать соискательница «без комплексов». Сексуальные домогательства, скрыто существовавшие и в советское время, участились. Одна читательница писала в журнал «Деловая женщина» о страхе потерять работу, особенно у женщин, бывших единственными кормилицами в семье. Именно эти женщины, по ее словам, превращались в «офисных проституток». Тех, кто отказывался от подобных предложений, просто увольняли[337].

Женщины, обладавшие необходимыми физическими данными, иногда сами стремились превратить свое тело в товар с пользой для себя. Даже высокопрофессиональные женщины старались показать этот товар лицом: участвовали в конкурсах красоты в одних бикини или пытались расширить свои возможности, сделав карьеру в модельном бизнесе. Однако успех часто достигался ценой сексуальных услуг, иногда неотличимых от откровенной проституции. «Модели не для постели!» — гласили плакаты, которые несли модели в августе 1993 года. Модели заявляли своей целью регулирование минимальных ставок заработной платы и борьбу с тем, что они называли «сексуальным террором»[338]. Другие искали, по возможности с целью брака, богатого покровителя из «новых русских», для которых привлекательная, сексуально доступная женщина стала необходимым атрибутом. Женщины, по возрасту или по характеру не подходившие для этой роли, мечтали выйти замуж за иностранцев. Для обслуживания этой новой коммерческой сферы появились агентства знакомств, информационные рассылки и множащиеся в геометрической прогрессии сайты. Самолеты, битком набитые мужчинами среднего возраста, часто разведенных и ищущих невест, летели и в Москву, и в провинциальные города. И наконец, неизвестно сколько женщин попросту торговали собой — дома или за границей. Проституция стала самым привлекательным из целого ряда невеселых вариантов. В баре на юге Испании русская девушка по имени Люда очень просто объясняла, в чем состоит соблазн секс-торговли: «Один-ноль-ноль-ноль вместо один-ноль-ноль» — то есть возможность зарабатывать в месяц 1000 долларов, а не 100[339].

Некоторые из этих женщин оказались вовлеченными в проституцию не по своей воле. Масштабы торговли женщинами из бывшего Советского Союза с продажей их в Азию, Европу, Израиль, на Ближний Восток (особенно в страны Персидского залива) и в Соединенные Штаты резко возросли после 1989 года и на рубеже XXI века приобрели общественный резонанс международного масштаба, вызвав обеспокоенность международных финансовых и гуманитарных организаций. Каждый год мужчины, связанные с преступными сетями, обещали девушкам лучшую жизнь или более высокооплачиваемую работу в чужой стране, предлагали билет на самолет и визу и соблазняли этим десятки, а то и сотни тысяч женщин, не видевших для себя будущего в депрессивных городах и селах России. Типичный такой случай произошел с Леной (имя изменено): 19-летняя девушка с Дальнего Востока России откликнулась на объявление в газете о программе работы и учебы в Китае. По прибытии спонсоры отобрали у Лены и ее спутниц паспорта и заявили им, что каждая должна заплатить по 15 000 долларов, чтобы получить свои документы обратно. Лене и ее спутницам пришлось работать «актрисами» в местных ресторанах, гостиницах и ночных клубах, терпеть избиения, лишение свободы и жизнь впроголодь. Российское консульство, в которое они обратились, практически ничем им не помогло. Даже те женщины, которые изначально пришли в проституцию добровольно, могли подвергаться такому же обращению. Запуганные, избитые, запертые в квартирах, они оказывались в долговой кабале[340].

Кризис маскулинности

Эти масштабные, по большей части негативные изменения произвели на российскую общественность эффект настоящего шока, тем более что до середины 1980-х годов почти все россияне были отрезаны как от плохих новостей о внутренних делах, так и от связи с внешним миром. Старые коммунистические ценности, какими бы фальшивыми они ни были, все же поддерживали порядок и устанавливали правила в обществе. К середине девяностых многие совершенно перестали в них верить. Власть рухнула, на улицах царило беззаконие и насилие — по крайней мере так изображали дело СМИ. Бо́льшая часть населения стоически держалась, пытаясь как-то свести концы с концами. В каком-то смысле перемены вернули старый образ жизни: источником экономического выживания стала не работа, а семья. Для большинства женщин эти перемены означали необходимость обегать десятки магазинов, чтобы найти самые дешевые продукты, обходиться хлебом вместо мяса, при необходимости ограничивать себя в питании, чтобы накормить других, перешивать старую одежду, поддерживать сеть взаимовыручки с друзьями и соседями и применять всевозможные экономические стратегии, чтобы обеспечить семье еду на столе и крышу над головой.

Большинству мужчин перемены дались еще тяжелее. Если для женщин их семейные обязанности составляли важный компонент представления о себе, то самооценка мужчин определялась почти исключительно работой и способностью обеспечивать. Теперь же миллионы потеряли работу или оказались, как и женщины, не в состоянии содержать семью той профессией, ради которой