В Украине, где движение за национальную независимость набрало обороты накануне распада Советского Союза, эмансипация женщин стала восприниматься как часть отвергнутого советского наследия. Депутат Верховного Совета Украины заявлял о необходимости восстановить роль женщины в обществе как главной носительницы генетического кода и наследственной информации о традициях, обычаях, культуре и прочем[323]. В Азербайджане и Средней Азии консервативные националисты и новое исламское движение обвиняли советскую систему в «избыточном» трудоустройстве женщин и в «притеснении» мусульманских женщин, которых заставляли выходить на работу, проявляя тем самым «неуважение» к их женственности и принижая материнство — «главную женскую обязанность»[324].

В России движение за «возвращение в семью» обычно делало в своей риторике упор на выбор самой женщины. Женщин больше не призывали быть одновременно и образцовыми работницами, и замечательными матерями, как это делало руководство страны на протяжении десятилетий, смещая акценты по мере необходимости. Новым девизом стал «реализм». Женщина может быть либо работницей, либо матерью — выбор за ней. Все 80-е годы публицисты один за другим продвигали в советской печати идею «выбора». То же касалось и нового поколения тележурналистов в самых политически острых шоу. «В комфортабельных студиях мужчины сокрушенно качали головами, глядя на кадры с женщинами, занятыми физическим трудом, и предлагали предоставить им выбор, что подавалось как новая форма рыцарства» [Bridger, Kay, Pinnick 1996]. Сами женщины тоже находили идею «выбора» привлекательной, особенно в виде работы на полставки или длительного отпуска по беременности и родам. Матери малышей считали освобождением возможность проводить больше времени дома, больше заботиться о детях и меньше нервничать по вечерам, потому что дел, с которыми нужно справляться, у них станет меньше.

«Выбор» казался тем более привлекательным, что на представления людей о «хорошей жизни» повлиял контакт с Западом — посредством телевизионных программ, журналов, фильмов, а в Москве и Ленинграде — еще и увеличившегося потока туристов. Барьеры, ограждавшие советских людей от рекламы в западном стиле, постепенно рушились, и вскоре образы женщин в рабочих комбинезонах и матерей, нянчащих младенцев, сменились изображениями гламурных полураздетых моделей, продающих автомобили. В 1987 году в газетных киосках появились иностранные модные журналы. Даже советские журналы стали отводить больше места моде и уходу за телом. В 1988 году в Советском Союзе прошел первый в истории конкурс красоты — «Мисс Москва». Малые города по всей стране последовали примеру столицы. Женственность, особенно для молодежи, стала означать не только природную склонность к заботе, нежности и отзывчивости, но также привлекательность, стройность и умение хорошо одеваться.

Чтобы достичь этой цели, женщине необходимо было время, которое она могла посвятить себе. Мужчинам же хотелось, чтобы женщины уделяли больше времени им. Согласно опросам общественного мнения, проведенным в конце 1980-х годов, большинство мужчин считало, что женщины должны уделять больше времени своим семейным обязанностям. Один из них призывал задуматься, каково приходится мужчинам, которые приходят с работы усталые и голодные, а дома никого — жена или на работе, или в очереди за продуктами; пусто и в доме, и в сердце. Он утверждал, что только такая семья, где сильного мужчину поддерживает «ангельская» бескорыстная забота женщины, жены, матери его детей, способна составить основу могущества страны[325]. Мужчины желали «чувствовать себя мужчинами», что означало: жена должна ждать и встречать их дома по вечерам.

Соблазнившись обещаниями изобилия и более богатого выбора, а также надеждами на «нормальную жизнь», выражаясь языком того времени, многие молодые женщины и мужчины сочли рыночную экономику и капитализм более привлекательными, чем социалистический проект. Еще привлекательнее они стали выглядеть в конце 1980-х годов, когда попытка Горбачева реформировать контролируемую экономику закончилась неудачей. Производительность упала, дефицит усилился, очереди стали длиннее. Женщины стали тратить на обеспечение семьи продуктами еще больше времени. В начале 1991 года вновь было введено нормирование многих основных потребительских товаров, в том числе сахара и водки.

Но несмотря на все рассуждения о выборе, политика говорила о другом. Практически все политические инициативы были направлены не на помощь женщинам в продвижении по службе, не на борьбу с дискриминацией на рабочем месте, а на то, чтобы побудить их рожать и растить детей. В 1987 году к полностью оплачиваемому отпуску по беременности и родам добавили еще по две недели, увеличив его с 56 до 70 дней с момента рождения ребенка, а период частично оплачиваемого отпуска увеличился с одного года до полутора. Женщины также получили до 14 дней оплачиваемого отпуска в год по уходу за больным ребенком. Пронаталистская направленность этих законов ясно видна из того, что их положения вводились поэтапно, начиная с регионов с самой низкой рождаемостью. В контексте экономических реформ Горбачева такие законы ставили работающих женщин в невыгодное положение. Щедрый в теории, закон не обязывал государство оплачивать декретные отпуска. Вместо этого расходы по оплате отпусков по беременности и родам по-прежнему ложились на предприятие, где работала женщина. Раньше эти расходы почти не имели значения, поскольку экономия затрат на рабочую силу мало заботила руководство. Но их значение резко выросло во время горбачевских реформ, когда предприятиям пришлось тщательно следить за своим бюджетом[326]. Когда на предприятиях начинались увольнения рабочих, женщин с детьми зачастую увольняли в первую очередь. Комитет советских женщин и различные женские журналы были завалены жалобами женщин, потерявших работу или лишенных возможности возобновить ее после декретного отпуска. Предвидя значительную безработицу впервые с 1920-х годов, специалисты по экономическому планированию полагали, что эта ситуация только ухудшится.

Женщины отвечают

Эпоха Горбачева ознаменовалась и положительными событиями. Впервые после революции государство разрешило независимые движения, и некоторые из них явно стремились продвигать женские интересы, положив конец монополии Комитета советских женщин. В Ленинграде Ольга Липовская начала издавать журнал «Женское чтение»; в Москве три ученых — Наталия Захарова, Анастасия Посадская и Наталья Римашевская — опубликовали статью под названием «Как мы решаем „женский вопрос“» в «Коммунисте», официальном журнале Коммунистической партии Советского Союза. Вместо возвращения женщин в семью авторы выступали за «подлинное равенство», то есть прекращение всех форм дискриминации и новый подход к мужским семейным обязанностям[327]. В 1990 году они создали Московский центр гендерных исследований — первое учреждение такого типа в Советском Союзе. Неофициальные женские сообщества возникли в Украине, Латвии, Литве, а также в разных городах России.

Женщины также стали активными участницами независимых движений, преследовавших самые разные цели, многие из которых не имели отношения к улучшению положения женщин как таковому. Особенно привлекали их экологические движения и кампании, связанные с защитой детей. В Украине женщины защищали детей от