Он ходил по городу, в котором не был уже столько лет.Последний раз он пролетал через Ригу в Лондон на самолете «Траснсаэро», и тогдаим не разрешили выйти за пределы транзитной зоны. Теперь, находясь в Риге, онпозвонил двум семьям, с которыми дружили его родители. Первый номер вообще неответил. По второму ему сказали, что он ошибся, что этот телефон давнозакреплен за офисом компании, занимающейся оптовыми поставками пива. Оптовыепартии пива его мало интересовали, и он выключил свой мобильный телефон.«Странно, что я вспомнил о них, лишь попав в Ригу, — с горечью подумалДронго. — Ведь можно было позвонить раньше, просто узнать, как дела, какони жили все эти трудные годы».

«Двадцать первый век, — подумал он. — Векотчуждения человека от человека. Нам так не хватает обычного человеческогообщения. Мы думаем, что нас очень много, и не можем представить число внесколько миллиардов живых существ. На самом же деле нас мало». У него былизнакомые и друзья практически по всему миру, и чувство ностальгии иногдаохватывало его, когда он вспоминал давно забытых людей, погибших друзей, лица изапах женщин, с которыми он встречался.

Днем он пообедал в ресторане «Колонна», расположенном встарой части города. Неожиданно он увидел французского поэта Жака Жуэ. Тотчитал газету и пил свою чашечку кофе. Увидев Дронго, он улыбнулся ему и помахалрукой. Затем подошел и, извинившись за свою настойчивость, протянул листокбумаги.

— Я посвятил вам стихи на французском, — сказалЖак Жуэ, — мне рассказали, что у вас были неприятности в Вильнюсе. Яподумал, что вам будет приятно.

Он был похож на постаревшего мима. Худощавый, подвижный, спроницательными и живыми глазами. Дронго благодарно кивнул головой, не решаясьничего произнести. Иногда слова бывают лишними.

Группа была уже на вокзале, когда они с французом буквальнов последний момент успели сесть в поезд, отправлявшийся в Таллин. Багажпутешественников грузили без их участия в специальный грузовой вагон, а затемдоставляли каждому в его номер отеля. Нужно было отдать должное немецкомуоргкомитету. Немцы просто не умели работать плохо. Поэтому идеальный порядок вовремя путешествия было легко поддерживать. Более того, за все времяпередвижения «Экспресса» не пропало ни одной сумки, ни одного чемодана по винеоргкомитета.

У Дронго было удивительно хорошее настроение. И не толькопотому, что он встретил французского поэта. Он ходил по поезду и улыбался всем,кого встречал. Мэрриет он сделал комплимент и подарил цветы. Сегодня у нее былдень рождения.

— Жаль, что вечером прием в мэрии. — сказалаМулайма Сингх, — а то бы мы отпраздновали день ее рождения все вместе.

— Давайте соберемся после приема, — предложилДронго. — Я знаю много прекрасных мест в Таллине.

— Договорились. — засмеялась Мулайма. — Мысможем там потанцевать? Я очень люблю танцевать.

— Думаю, что мы найдем такое место. А какие танцы вылюбите?

— Рок-н-ролл, — усмехнулась Мулайма.

— В таком случае я приглашаю вам на рок-н-ролл. Кстати,в последний день нашей поездки, в Берлине, у нас будет прием и музыкальныйвечер. Считайте, что я вас уже пригласил на танец и в Берлине. У меня нет вашейвизитной карточки, а вот Мэрриет подарила мне даже свою фотографию и визитнуюкарточку.

— Договорились, — согласилась Мулайма, —насчет танцев я согласна. Я не могла и подумать, что вы еще и танцуете. И, есливы разрешите, я тоже подарю вам свою фотографию.

Она достала фото и, быстро надписав, протянула Дронго. Наобороте было написано: «Идеальному мужчине». Он пожал плечами:

— Это слишком сильно сказано. Боюсь, я весьма далек отидеала. Но все равно спасибо за такую надпись.

Дронго попрощался и пошел дальше. В одном из купе вокружении земляков сидел Георгий Мдивани.

— Очень скучаю. — вздохнул Георгий, — хорошо,что осталось чуть больше двух недель.

— Надеюсь, мы проведем их вместе, — сказал емуДронго.

— Конечно, вместе.

Георгий внешне был похож на одного из тех князей, которыхлюбили изображать в девятнадцатом веке грузинские художники. Закрученные кверхуусы, густая черная борода, живые выразительные глаза, массивная фигура. Рядом сним даже Дронго казался не столь мощным и широкоплечим.

— Я все время думаю об этом Бискарги, — мрачнопризнался Георгий. — Мы ведь с ним много общались. Почему люди становятсяпредателями? Что лежит в основе их поступков?

— Корысть, зависть, выгода, трусость, — перечислилДронго. — Нет, — добавил он. — нет, я не прав. В основе любогопредательства всегда лежит слабость. Но Альваро не был предателем, он былнаемником, твердо знавшим, на что идет. Поэтому не все так просто, мой дорогойдруг.

Проходя мимо бара, он увидел Константина Кандонаса —киприота, который первым обнаружил труп Густафсона. Дронго подсел к нему.

— Приятного аппетита, — пожелал он.

— Спасибо, — покосился на него Константин.

— Извините, что отвлекаю вас от еды, но я хотел задатьвам два вопроса. Вы ведь первым обнаружили убитого Густафсона.

— Да, — кивнул Константин, — и это было оченьнеприятно. Такой ужас.

— Я понимаю. Но я хотел вас спросить: вы не помните,знал ли Пьер Густафсон греческий язык?

— Нет, конечно, — оживился Константин, поправляяприческу, — он даже по-английски говорил с чудовищным акцентом.

— А Бискарги греческий знал?

— Точно не знаю, но, кажется, тоже нет. У нас в группевообще мало кто знает греческий. А это такой красивый язык. Даже наши соседи —болгары и албанцы — его не знают, только греки и киприоты. Причем, всекиприоты, независимо от того, где живут, в турецкой части или в греческой.

— Ну, это понятно, — улыбнулся Дронго. — Иполучается, что язык Гомера никто больше не знает.

— Некоторые понимают. Босниец Мехмед Селимович,македонец Зоран Анджевски. И еще, кажется, Мулайма. Она немного понимает. Да, ясовсем забыл. Очень хорошо знает греческий язык серб Иван Джепаровски. Нобольше никто. И это печально.

— Да, — согласился Дронго. — А Шпрингерзнает?

— Ни одного греческого слова. Зачем ему в егоЛихтенштейне учить греческий язык? Зато он владеет практически всемиевропейскими языками.

— Могу ему только позавидовать, — сказал Дронго,поднимаясь из-за стола.

Проходя дальше, он встретился с Катей Вотановой. Она была вджинсах и в синей майке. Он улыбнулся ей.

— Что у вас за духи? — спросил Дронго, остановивмолодую женщину.

— А почему это вас так интересует? — удивиласьона.

— Вам больше подойдут либо агрессивно-томные тонаКристиана Диора, либо интимно-волнующие, например «шанель». Другой парфюм ваммало подходит, — убежденно сказал Дронго.