несмотря ни на что, хочет быть с ним. Об этом говорили даже ее глаза.

Но сердце Сенем уже один раз было разбито, и я не хотела, чтобы это повторилось. Напротив, ей нужно было найти лекарство от душевной боли и понять, за что на самом деле стоит бороться.

Получив табель успеваемости и покинув школу, Демир собирался в кафе с двоюродным братом и его женой, чтобы обсудить новости. Поначалу он позвал меня с собой, чтобы мы лучше друг друга узнали, но я не хотела мешать его семейным делам и предложила увидеться вечером. Он сказал, что будет с нетерпением этого ждать, и поцеловал меня в щеку.

На этот раз за руль «Импалы» сел Шевкет, и они уехали.

По дороге домой тетя Эсма сидела рядом с Сенем. Я была в восторге от того, что моя подруга вызвалась подготовить меня к вечеру: даже тетя Эсма не могла сравниться с Сенем по части макияжа и причесок. Я не знала, что она собирается со мной сделать, но полностью доверяла ей.

Мы бежали по саду дома с табелями в руках, как маленькие дети, и громко шумели, чем напугали тетю Зехру. Извинившись перед ней, мы уже собирались разойтись по своим комнатам, как Сенем сказала, что возьмет несколько вещей, чтобы подготовиться.

На самом верху лестницы нас остановил дядя Деврим.

– Девочки, если у вас есть минутка, можно вас на пару слов?

Его тон звучал довольно серьезно, и мы с Сенем некоторое время смотрели друг на друга, пытаясь понять, что происходит. Все шло так гладко, что мы не знали, совершили ли какую-то ошибку или нет.

– Конечно, дядя Деврим, – ответила Сенем.

Дядя указал рукой на гостиную, и мы с Сенем последовали за ним. Тетя Эсма, которая шла позади нас, внезапно исчезла.

Мы с Сенем сели на большое кресло и с любопытством изучали дядю Деврима глазами. Он сцепил обе руки, устраиваясь в кресле. Его глаза испытующе смотрели на нас. Впервые я почувствовал не доверие, а тревогу – этот взгляд был тяжелым. Переглянувшись с Сенем, я поняла, что никто из нас не знает, что происходит.

Наконец тетя Эсма достала два больших фотоальбома.

Когда она вошла в гостиную, дядя Деврим сидел на диване. Он выпрямился, на этот раз посмотрел нам в глаза и глубоко вздохнул.

– Мы с Эсмой хотим рассказать вам кое-что, – сказал он.

Дядя Деврим начал говорить, и я не могла понять, что его так расстроило и что он пытается нам сказать.

Тетя Эсма взяла альбомы в руки и положила их на столик напротив нас. Выражение ее лица ничуть не изменилось: оно было точно такое же, как у дяди Деврима.

Мое внимание привлек конверт, лежащий между страниц альбома.

– Как проходят сеансы психолога, Сенем? Ты говоришь, что все идет хорошо. Но мы не знаем, как именно. Все хорошо, правда, девочка?

Я решила, что, если разговор будет о Сенем, мое присутствие здесь неуместно.

– Думаю, вам нужно поговорить об этом наедине.

Когда я попыталась встать, тетя Эсма схватила меня за руку и вернула меня на место.

– Нет, Ниса. Пожалуйста, останься.

Когда я уселась обратно, тетя Эсма продолжила:

– То, о чем мы будем говорить, касается вас обеих. – Она повернула голову к Сенем с обеспокоенным видом и выжидающе посмотрела.

– Мне уже лучше, тетя Эсма. Мой врач – очень хорошая женщина. Я могу рассказать ей все что угодно. Кроме того, я снова рисую, и это меня успокаивает.

Сенем говорила совершенно естественно, без тени притворства.

Дядя Деврим поднялся с кресла и присел на корточки рядом с журнальным столиком напротив нас. Оставив конверт с письмом в углу, он открыл один из альбомов.

– Вы задаетесь вопросом, почему мы ведем этот разговор. Есть то, о чем мы вам раньше не рассказывали.

Пока дядя Деврим говорил дрожащим голосом, он держал в руках обложку альбома. Я затаила дыхание, когда он открыл его и положил перед нами. Фотографии, которые мы увидели, заставили почувствовать комок в горле. Нам было известно только ее имя и малая часть ее истории. Мы замерли.

Гюлькан Алтун… Дядя Деврим и тетя Эсма, это их единственный ребенок, который умер несколько лет назад.

– Наша дочь Гюлькан. Она была так полна жизни, так весела. Она была нашей любимицей. Мы хотели запомнить каждую ее улыбку, поэтому создали эти альбомы, чтобы никогда ее не забыть. Мы всегда хранили их у своей кровати.

В фотоальбоме, который дядя Деврим с тоской в голосе подтолкнул к нам, на всех снимках была изображена светловолосая девушка.

Я смотрела на нее с большим любопытством. Она улыбалась в каждом кадре по-разному, но с каждым разом все ярче. Она была так красива, что прекрасное лицо совсем не сочеталось со словом «смерть».

Ее волосы были чуть темнее, чем у Сенем, и такие же зеленые глаза. Этот веселый взгляд на фотографиях всегда был одним и тем же. Та же форма для начальной школы. Вот на выпускном в школе, перед зданием университета, в который она поступила… Эта прекрасная улыбка сопровождала ее в каждом кадре.

– Если бы она не умерла, она бы сегодня окончила университет. С самого детства она очень хотела работать у меня. Вот почему она говорила: «Я выбью все дерьмо из женщин-врачей вокруг тебя, папа».

Когда слеза дяди Деврима скатилась по его щеке, я почувствовала, что тоже вот-вот заплачу. Комок сжимал мое горло. Я видела боль в глазах дяди Деврима. Было очевидно, как сильно он был ей предан и как сильно по ней скучает. Не заметить это мог только слепой.

– Наша дочь умерла не от тяжелой болезни. Наша дочь…

Эсма долго не могла закончить начатые слова.

В этот момент я поняла, что тетя Зехра наблюдает за нами с порога и тоже плачет, вытирая слезы платком.

Что случилось, что они так скорбно смотрят на нас?

– Она покончила с собой, – сказала тетя Эсма.

Дядя Деврим не смог продолжить.

Узел в горле уже не причинял мне боли, а разрывал на части. Я не могла остановить слез, бегущих по щекам, и взяла Сенем за руку, чтобы успокоить дрожь в теле.

– Что? – только и произнесла Сенем, в то время как я даже не могла открыть рот.

Мой взгляд упал на нее, но тут же переместился на тетю Эсму, которая все еще пыталась держаться и тяжело дышала. Теперь я чувствовала, какое бремя она несет на своих плечах.

Сенем спросила дрожащим голосом:

– Как это случилось?

Она налила стакан воды и протянула его тете Эсме, которая под напором Сенем сделала глоток. Это немного помогло.

– Все очень изменилось после того, как она поступила в университет в Стамбуле. Первый год прошел очень хорошо. Она всегда приезжала домой по выходным и проводила время с нами. Но в конце первого года она сказала, что не хочет приезжать к нам летом. Мы не возражали: она искала новых острых ощущений, и нам не хотелось гасить ее энтузиазм, не хотелось лишать ее этого счастья. Мы думали, что оставим все как есть, но поняли, что это было зря.

– Откуда мы могли знать, что она начала меняться?

Хотя слезы тети Эсмы не прекращались, она продолжала рассказывать, а мы продолжали переворачивать страницы альбома…

– В начале второго года мы с трудом дозванивались до Гюлькан: она говорила, либо что занята, либо что