— Али, ты боишься огня, — проговорила я утвердительно. — Это кажется… странным.

— Я не боюсь огня, — отмахнулся он, удобно разместившись на брошенном на деревянный пол толстом одеяле. — Просто у меня крайне гадкие ассоциации с пламенем. Сам огонь ни в чём не виноват, но я предпочитаю с ним не контактировать.

— Почему?

Он явно собирался в очередной раз уйти от ответа, но, поймав мой взгляд, только обречённо вздохнул.

— Саш. Ты. наверное, не знаешь, как казнят тех, кто совершил преступление против Союза. Изменников, предателей, самых опасных диверсантов?

Я отрицательно мотнула головой. Как-то не вдавалась в подробности. Думала, расстреливают из конгайтов, или что-то вроде того.

— Их сжигают. Показательно. В стеклянных камерах, — ровным тоном сообщил Алишер. — Эта участь ждала и меня, но к счастью мой приговор изменили на более мягкий. Вот только некоторые казни я видел своими глазами. В том числе и то, как казнили Мирель. После того дня мне совсем не хочется приближаться к огню.

Я сглотнула. Потом медленно отошла от разгоревшегося камина, опустилась на одеяло рядом с Алишером и, сама себя не понимая, крепко его обняла. Он тоже прижал меня к себе, коснулся губами виска и нехотя отстранился.

— Спрашивай, — сказал, поймав мой взгляд. — Вижу же, что тебя одолевают вопросы.

— Как ты оказался в рядах «Защитников свободы»? — выдала я первое, что пришло в голову.

— Пошёл за Мирель, — ответил он, отвернувшись к камину.

Что странно, но смотреть на пламя Алишер на самом деле любил, помню, когда мы с ним познакомились, он именно этим и занимался.

— Мы с ней встретились как раз после того, как я закончил обучение, — продолжил Гай, откупоривая бутылку и разливая по бокалам красное вино. — Это произошло на одном курорте. Она сама со мной познакомилась, закрутились отношения, и я не успел опомнится, как уже назвал её своей невестой. Родители и Элиот были от неё в восторге, а Рис вообще, как оказалось, умудрился влюбиться в мою девушку по уши. Для свадьбы мы с ней были слишком молоды: мне почти двадцать, ей — девятнадцать. Потому она пока оставалась в статусе невесты, но жили мы вместе. А потом Мирель призналась, что уже несколько лет состоит в рядах сопротивления. И говорила об этой организации так сладко, будто там одни ангелы и творят они исключительно добро.

— И ты ей так просто поверил? — спросила, сильно в этом сомневаясь.

— Нет. Но уважал её мнение. Даже позволил показать мне её мир. И она показала, как эти благодетели не дают союзным строителям снести жилой квартал бедноты, чтобы возвести там центр развлечений. Показала, как они учат местных не особенно развитых жителей обращаться с оружием, чтобы защититься от самоуправства военных. — Гай махнул рукой и добавил: — Дело было на Сиамире — там цивилизации даже до Земной далеко, но коренного населения очень много. При этом планета обнаружена давно, но разрешение на благоустройство было получено всего лет пятнадцать назад. В общем, лакомый кусочек для тех, кто желает выгодно вложить деньги. Много морей, климат тёплый, мягкий. Особых катаклизмов не бывает. Ну и, конечно, в Совете не смогли договориться, кому именно отдавать права на застройку. Официально это решает наместник, но его там не было. А те, кого назначали, с ситуацией не справлялись. Тогда-то тот, кто финансирует «Защитников свободы», и решил, что самое время прибрать к рукам Сиамиру.

— Что было дальше?

— Гражданская война. Да таких масштабов, что лучше тебе не знать. Но это позже, а когда я прибыл туда впервые, всё выглядело вполне приятно. И мне на самом деле захотелось помочь местным жителям. Поучаствовать в их жизни, тем более что даром своим я тогда уже овладел в совершенстве. Чувствовал себя поистине всесильным. Служить в армии не хотел, к делам по управлению родной планетой не тянулся. А тут, представь, подвернулся случай стать героем для целого народа. Этаким освободителем. К тому же, там никто мой дар не ограничивал.

— То есть ты остался в рядах сопротивления.

— Да. Поначалу мне это даже нравилось. Знаешь, как пьянит чувство вседозволенности? Настоящей свободы, без ограничений? После первой полноценной стычки с военными, когда сумел один обезвредить два отряда, я почти начал ощущать себя супергероем. Люди, видя такую мощь, шли за нами, охотно выступали против захватчиков Союза. Они объединялись в армии, и на самом деле собирались воевать за родную планету.

— А ты… когда решил уйти? — спросила, пытаясь сложить в голове образ Алишера, о котором он рассказывал, и того мужчины, что сидел сейчас передо мной. Получалось плохо.

— Когда начались массовые убийства, — признался он. — Знаешь, если бы я имел к ним отношение, то меня бы точно казнили. Но у меня были принципы: я никого не убивал. Мой дар даёт мне огромные возможности, но там, на Сиамире, он ни единого человека не лишил жизни. Я отказывался убивать военных, и это раздражало нашего старшего. От того же бесилась и Мирель. Она говорила, что борьба бессмысленна, если наших врагов не будет становиться меньше. Когда они начали давить, я заявил, что ухожу. Они сначала приняли это решение в штыки, пытались переубедить, но безуспешно. А потом, Саша, меня подставили. Отправили на последнее пустяковое задание, которое оказалось ловушкой, расставленной военными. Причём поймали меня рядом с тремя трупами солдат. По всем правилам военные имели полное право уничтожить меня на месте. Но… я сдался. Не сопротивлялся, когда скручивали.

— Но ведь… ты гораздо сильнее, мог бы на них воздействовать.

— Нет. В том-то и дело, Саш, что ловушка была продумана до мелочей. То место, где это происходило — энергетический распределитель. Этакий аналог электростанций. Там напряжение внешних энергий такое, что в разы увеличивает любое воздействие. Потому у меня быт выбор — или я применяю дар, и этим убиваю всех солдат, пришедших меня ловить. Или сдаюсь.

— Получается, что эти твои бывшие сподвижники просто хотели таким образом сломать твои принципы? Думали, что ты не сдашься военным?

— Они не ожидали, что я поставлю чужие жизни выше своей. Они мерили меня по себе, и на этом проиграли, — ровным тоном пояснил Алишер. — Потом… их поймали. Всех, кроме одной единственной девушки — «тени», которая смогла сбежать — Джен. Меня после нескольких месяцев разбирательств осудили на пятнадцать лет службы на благо Союза. Остальных казнили. Повезло только Мирель. Во время суда выяснилось, что она беременна. От меня. Мой отец не позволил убить ещё не родившегося внука. Даже добился для несостоявшейся невестки лучших условий заключения под стражей. Ей выделили отдельный охраняемый домик. До рождения малыша она должна была жить там, а вот потом…

— Что? — спросила, слушая его, как завороженная.

— После родов её приговор тоже должны были привести в исполнение. Ребёнка бы забрала моя семья. Но за месяц до родов Мирель сбежала. И благодаря дару «тени» найти её не удалось.

— А Мика она родила на Земле?

— Да. Она пряталась здесь. А когда мальчику было пять с половиной месяцев, отдала его тем, с кем жила по соседству — чете Вяткиных. Потом улетела и снова примкнула к рядам сопротивления. Продолжила жить так, как жила до встречи со мной, только стала куда агрессивнее.