этой забастовки на ряде митингов было объявлено, что рабочие комитеты сохранятся до тех пор, пока будет существовать бюрократия».

Забастовки 1989 года, по оценке председателя Совмина СССР, принесли стране 800 млн рублей убытка (тех советских, когда зарплата в 200 рублей в месяц считалась хорошей, а первый взнос на двухкомнатную квартиру даже в Москве был в районе 3000 рублей). Причём, эта цифра касалась лишь угольной промышленности, в расчёт не шло, сколько продукции недодали производства, не получившие ожидаемого угля. Специалисты полагали, что истинные потери можно было смело увеличить в четыре раза.

Характерной чертой нового этапа шахтёрского движения весной 1990 года стала его политизация, связанная с кампанией выборов народных депутатов РСФСР и депутатов в региональные Советы. Шахтёрские лидеры участвовали в региональных выборах от имени Союзов трудящихся, созданных к началу 1990 года во всех шахтёрских регионах. В результате они повсеместно получали представительство в региональных советах.

Весной в Кузбассе антикоммунизм стал уже не делом единиц, как ранее.

11 июля в Кемеровской области на сутки остановились 66 шахт и угледобывающих предприятий, в Донбассе – 124, в объединении «Укрзапуголь» – 12 шахт, из 13 воркутинских шахт прекратили добычу угля 12, ровно в 12 часов, как и намечалось, прекратили работу на два часа все 26 шахт Карагандинского бассейна, из 49 шахт Ростовской области на сутки приостановили работу 29… Суточную забастовку в поддержку политических требований шахтёров Донбасса и Кузбасса начали и шахтёры производственного объединения «Севуралбокситруда» в Свердловской области, массовые митинги шахтёров прошли в городах Копейске, Коркине, Еманжелинске Челябинской области. Впервые решились на крайнюю меру протеста шахтёры Приморья. 11 июля прекратили добычу на 24 часа шахты «Центральная», «Глубокая», «Северная» в Партизанске.

Требования горняков носили отчётливо выраженный политический характер. В частности, в Новокузнецке было заявлено: «Наши требования… вызваны тревогой в связи с консолидацией реакционеров и генералитета, которая особенно ярко проявилась на учредительном съезде Компартии России и XXVIII Съезде КПСС». Сами шахтёры вряд ли бы так сформулировали свою претензию… Всюду выражалась поддержка начинаниям председателя Верховного Совета РСФСР Б.Н. Ельцина.

Павлов В. С.: «В 1990 году российские экономические лидеры не только не охладили азарт политиков, поднявших “священное знамя” борьбы с Центром и сокрушавших в этих целях единую финансово-кредитную систему страны, но более того – старательно подыгрывали им. <…> Российские власти упорно, каждодневно убеждали рабочих и руководителей предприятий: “Переходите под нашу юрисдикцию!” Этот лозунг был тогда поистине боевым кличем. Одновременно он сопровождался с обещанием манны небесной, которая посыплется на головы людей сразу же после устранения зловредного Центра. Именно с этим призывом обратился к кузбасским шахтёрам и лично Ельцин. Он клятвенно обещал горнякам, что Россия немедленно снимет все их проблемы, решение которых будто бы искусственно тормозит Центр. Более популистскую, безответственную политику трудно себе представить. <…> За так называемой проблемой Центра и России явственно просматривалось личное противоборство Горбачёва и Ельцина. Ив то время оно могло быть разрешено в пользу Ельцина иными, вовсе не разрушительными действиями. Но понять их, подсказать их Ельцину чересчур прыткое российское правительство, состоявшее в основном из временщиков, конечно же, было не в состоянии. <…> Велась борьба за общественное мнение с сугубо обывательской точки зрения – кто больше даст? Россия устанавливала заниженные налоги и принимала свой закон о пенсиях, которые оказывались чуть-чуть выше общесоюзных. Вообще говоря, это был примитивный, непозволительный для политиков государственного ранга откровенный массовый подкуп населения. За это страна неизбежно должна была впоследствии поплатиться резким падением жизненного уровня. Такие популистско-административные вторжения экономика, конечно, не прощает»[125].

Особенно активно Б. Н. Ельцин начал действовать в середине 1990 года. 23 июня он встретился с представителями рабочих комитетов Кузбасса, и договорился координировать усилия, чтобы сделать «возможными единые действия в любых экстремальных ситуациях» [126].

А в августе, в ходе визита российского президента в Новокузнецк, было подписано «Заявление о намерениях», в котором стороны обязывались поддерживать друг друга в проведении реформ.

Рабочее движение, начавшееся с заботы о содержимом шахтёрского «термозка», продолжавшееся требованиями экономической самостоятельности и регионального хозрасчёта, сместило остриё своих интересов к вопросам собственности и власти.

Ю. Н. Афанасьев, выступая на заседании Межрегиональной депутатской группы (МДГ) 23 сентября 1989 года, сообщил: «Попов и другие много работали со стачечными комитетами»[127]. “Андрею Дмитриевичу [имелся в виду Сахаров] и мне, – писал Г. X. Попов, – пришлось активно заниматься шахтёрскими делами. Я вместе с Травкиным встречался с шахтёрами Кузбасса, Андрей Дмитриевич – с шахтёрами Воркуты, Сергей Станкевич ездил в Донбасс»[128].

Далее Гавриил Харитонович сообщал, что только после того, как приехавшие в Москву шахтёры встретились с ним и Н. И. Травкиным, забастовочное движение стало приобретать политический характер[129].

Вскоре шахтёры Печорского бассейна потребовали «“передать власть Советам, землю крестьянам, фабрики рабочим”, “отменить статью в Конституции о руководящей и направляющей роли партии”»[130].

Щербаков В. И.: «В Донецк я больше не ездил. В 1990 году больше всего бывал в районах Сибири и Урала, в основном на встречах, на которых проводился контроль выполнения прежних договорённостей. Никаких чрезвычайных событий со мной там не происходило. Всё было уже гораздо проще.

На всевозможные публичные мероприятия старался не ездить, зная, что на московского гостя в этом случае повесят все проблемы».

К тому моменту выборы в советы разных уровней прошли и многие активисты движения стали депутатами. В некоторых городах, например в Кемерово, Киселёвске, Мысках, они советы возглавили. Тогда же возник многолетний конфликт между выдвинутым на пост председателя Кемеровского областного Совета народных депутатов Советом рабочих комитетов заместителем директора по экономике разреза «Черниговский» Михаилом Борисовичем Кислюком (ставшем вскоре первым губернатором Кузбасса) и поддерживаемым тогда обкомом партии начальником Кемеровской железной дороги Аманом Гумировичем Тулеевым. Выбрали ставленника КПСС. Победил он тогда не по очкам, а из-за неявки соперника, принципиально снявшего свою кандидатуру, т. к. считал, что председателя надо было выбирать с помощью всекузбасского референдума.

Щербаков В. И.: «Кислюк был толковым человеком, правда, с заносами. Но у кого их тогда не было?! Да и оселок в этом случае ты сам. Любого, кто требует больше, чем, как тебе кажется нормальным, мы воспринимаем полусумасшедшим, думая: “Ну куда он лезет? Совсем больной на голову?” Поэтому в действительности часто очень трудно оценить – человек с заносом или ты сам неумён. Если ты не готов воспринимать человека таким, как он есть, то, может быть, это не он, а ты сам ненормальный? Только с возрастом научился более спокойно относиться к любым высказываниям и действиям других людей. Совсем не обязательно быть согласным